Канон, звучащий вечно. Книга 2. Красивые души - Масахико Симада

Отец силой забрал меня домой и посадил под домашний арест. У матери сердце разрывалось при виде того, как я провожу дни в рыданьях, и она заступилась за меня перед отцом. Отец пришел ко мне и предложил сделку. «Твоего ненаглядного еще долго будут гноить в тюрьме, – сказал он. – Наверняка его будут жестоко пытать. Если хочешь, ты можешь помочь его освобождению. Но для этого ты должна выйти замуж за другого и никогда больше не встречаться со своим любовником».

Я думала двое суток. Я никак не могла принять условия сделки, которые поставил отец, но и он не шел на уступки. Мать же волновало только одно: как бы ее дочь не покончила с собой. А мне стало все равно, лишь бы с ним все было хорошо. Я не думала о том, что будет дальше, и сказала отцу «Я сделаю все, лишь бы увидеть его еще раз». Прежде всего надо было освободить моего любимого из лап полиции.

Отец обратился за помощью к полицейскому начальнику, которого знал с детства. Нам позволили встретиться дома у любовницы отца. Я надеялась, что он обнимет меня, но он держался холодно. Сказал: «Я крыса, которую приручил твой отец. Забудь обо мне, я больше не люблю тебя». Я уверена, отец заставил его сказать это, а на самом деле он так не думал. Я умоляла его: «Скажи мне правду. Если ты не любишь меня, я не смогу жить». Тогда он сказал: «У тебя, должно быть, есть подходящий жених, вот и у меня в сердце есть та, кого я тайно люблю».

Вошел отец и сказал: «Никогда больше не появляйся перед моей дочерью». Он кивнул головой и вышел из комнаты. «Видишь, что он за мужик. Забудь о нем», – отец обнял меня за плечи.

А потом он сказал: «Я выполнил то, что обещал тебе, теперь твоя очередь. Выходи замуж за старшего сына дома Токива».

Бабушка закончила рассказ о своей любви, случившейся пятьдесят с лишним лет тому назад. Плача, она обратилась к Каору.

– Прости меня, Сигару Я не любила твоего отца. Я вышла замуж за Кюсаку и родила тебя, чтобы забыть своего возлюбленного. Сигару, прости меня.

– Я прощаю тебя. Ведь ты была верна своей любви.

– Прости, Сигару, прости.

– С тех пор ты ни разу не виделась с ним?

– Мы разговаривали по телефону, всего один раз. Уже после войны. Он увидел меня вместе с тобой в холле гостиницы «Империал». Я его не видела. Ему должно было быть около пятидесяти, но я помнила его молодым, таким, как в дни нашего бегства. Его голос в телефонной трубке еще не утратил юношеских интонаций. «В молодости ты была красива, а теперь стала еще красивей, такой, пережившей войну, ты нравишься мне еще больше. Я и сейчас втайне люблю тебя», – сказал он мне. Я была счастлива. У меня перехватило дыхание, и я не могла сказать ничего путного. Положив трубку, я заплакала. На душе было пусто. Так пусто, что хотелось умереть.

Бережно хранимые воспоминания о любви были единственным, что давало бабушке силы. Память о коротком медовом месяце поддерживала жизнь в ее высохшем теле, похожем на узловатое дерево. Каору подумал: смог бы он оставить в памяти Фудзико столь сильные воспоминания о любви?

Неделю спустя бабушка умерла. Она прожила ровно месяц с того дня, когда на пять минут остановилось ее сердце. Может быть, эти дни были отпущены ей, чтобы она передала по наследству историю своей любви, случившейся пятьдесят с лишним лет назад, историю любви, о которой она никому никогда не рассказывала. Наверное, она сама назначила дату своей смерти: за день до этого она позвала к себе в комнату всех членов семьи и прислугу и сказала каждому краткие слова благодарности. Она сказала «спасибо» и Каору, продолжая по-прежнему считать его молодым Сигэру. Она думала, что третьего внука у нее нет. Ее совсем не смущало, что два Сигэру стояли друг напротив друга.

Хотя и казалось, что бабушка ничего не делает, но именно она была той осью, вокруг которой вращалась жизнь семьи Токива. После ее смерти в доме Токива наступил разлад. Отец организовал благотворительный фонд, за счет компании стал оказывать поддержку пианистам и певцам, особенно ему полюбилась одна певица – сопрано. Мать пустилась во все тяжкие. Небрежность Мамору в управлении компанией только увеличивала дефицит бюджета. Каждую ночь он шлялся по кабакам Гиндзы, разгоняя тоску. Каору стремился поскорее вернуться в Америку. Я же пыталась его остановить. Фудзико на самом деле превратилась в мою соперницу. Я уже не могла спокойно отпустить к ней Каору, как полгода назад, и готова была на все, что угодно, лишь бы он остался рядом со мной.

Отчеты Андзю заставили Сигэру думать, что Каору связался с дурной компанией, заразился странным фатализмом и ведет разрушительную жизнь панк-музыканта. Андзю тонко пользовалась отцовскими заблуждениями. Ее игра была задумана так, чтобы убедить отца в том, что от возвращения Каору в Нью-Йорк пользы не будет. Отец легко попался на ее удочку.

Однажды Сигэру неожиданно позвал Каору пойти с ним пообедать. Когда Каору пришел в указанный отцом ресторан традиционной кухни, его проводили в кабинет, заказанный на имя отца. Там его ждала женщина лет тридцати, назвавшаяся Ёсино Хосокавой. Каору полагал, что ему предстоит серьезный разговор наедине с отцом о будущем семьи Токива, но, кажется, у отца были совсем другие планы. Женщина показалась Каору похожей на девочку, певшую в детской передаче, которую он смотрел, когда был маленьким. Они представились друг другу, и Каору понял, что женщина – певица-сопрано, которой покровительствует его отец. Первое впечатление оказалось правильным: она действительно занималась музыкой. Чтобы скоротать время до прихода отца, Каору стал рассказывать, как он жил в Нью-Йорке и учился вокалу у оставившей сцену меццо-сопрано. Женщина улыбалась и слушала Каору, не сводя с него глаз. Наверняка улыбка не сходила с ее лица и в те мгновенья, когда отец грузил ее своими теориями. Каору решил выяснить до прихода отца, зачем тот устроил ему встречу с Ёсино Хосокавой, и спросил:

– Отец рассказывал вам какие-нибудь занятные истории?

– Занятные истории?

– О том, что я сын его умершего друга, о том, что моя родная мать была любовницей отца?

– Нет. А это правда?

– Да. Могу поклясться.

– Господин Токива просто попросил меня встретиться со своим младшим сыном.

– Ах вот как? Я сказал вам правду. Теперь, если вы не против, ваша очередь. Вы любовница отца?

Наверное, он застал ее врасплох, улыбка Ёсино Хосокавы застыла, глаза забегали. Каору пристально смотрел ей в рот, наслаждаясь тем, как меняется выражение ее лица. Пытаясь дать отпор наблюдавшему за ней Каору, она сказала:

– Какой ты жестокий, – и перешла в наступление: – А если бы я сказала: любовница, это бы шокировало тебя?

– Нет. Но знакомить любовницу со своим сыном – опасное дело. Отец, видимо, уверен, что я не треплюсь понапрасну. С братом он тебя вряд ли бы познакомил. Я могу сидеть здесь с тобой, потому что я не родной ему сын. Если отец тебя любит, может быть, ты родишь ему такого ребенка, как я. Вот он и хотел показать тебе образец, не так ли?