Зеркальный лабиринт - Софья Ролдугина

Я поерзал на стуле, собираясь с мыслями:

– Ты уверен, что все в порядке? Как-то… нездорово выглядишь. Тапочки с носками, майка твоя эта.

– Портреты, – перебил Волька. – Дорогие эксклюзивные портреты умерших людей. Выходят как живые. Многим даже кажется, что мертвые с ними разговаривают с помощью моих рисунков. Хотя я стараюсь все отрицать. Это мой бизнес. Помнишь, еще до обещания, я предлагал дело открыть? Решил без тебя, каюсь. В Москве никогда не найти близких людей. Начал сам. Открыл дар. Провернул тумблер.

– И они… эти мертвые… никого не забирают к себе?

Волька неопределенно пожал плечами:

– Может и забирают. Может, кто-то этим пользуется. Не знаю. Мне все равно. Деньги платят, капиталы растут, душа спокойна. Живу здесь девятый год и не жалуюсь, – была в его голосе какая-то легкая, едва уловимая тоска.

– Живешь здесь?

– Это мой отель, – зевнул Волька. – И еще пять по побережью, тоже мои. Вкладываю заработки, так сказать. Сейчас вот закончу портрет одного умершего шейха и отправлюсь в Россию на недельку, отдохнуть, к дальним родственникам. Сибирь, это самое, дикая природа, охота и рыбалка. Красота!

Мне никак не удавалось собраться с мыслями. Что-то в глубине души трепетало и сжималось, дергалось и разжималось.

– Значит, все отлично, – выдавил я. – Рад за тебя. Ты, это, извини, что я тут с ненужными откровениями. Мы же вроде друзья, все дела. Подумалось, что можно с тобой нормально поговорить. Вспомнить старое. Обдумать новое. Пьяные мысли, кому они нужны, кроме старых друзей?

– Без проблем, дружище, – Волька улыбнулся. – Время не властно над дружбой, знаешь? Эти пятнадцать лет можно взять – и стереть! Как будто мы подростки в десятом классе, сидим на трубах в подвале, пьем пиво и курим «Приму», а? Твои секреты – мои секреты! Ты меня один раз спас, я тебя тоже когда-нибудь спасу!

Наверное, я именно этого и ждал. Его слов.

Взял его за ладонь. Когда наши взгляды встретились, сказал:

– Волька, друг, мне надо чтобы ты спас меня прямо сейчас. В эту самую минуту. Дело в том, что я убил Марго. Это долбанную старую сумасшедшую.

Рецепт четвертого волшебного крема мне приснился.

Это случилось через год после того, как мы c Марго стали жить вместе. Мозг иногда подбрасывает идеи на счет того, как выбраться из самой безнадежной ситуации. А ситуация выглядела чудовищной.

Я рассчитывал, что проведу с Марго несколько месяцев, выужу из нее максимум денег и исчезну – ищи-свищи. На деле же выяснилось вот что: старуха была форменной параноидальной стервой.

Она контролировала все свои расходы до копейки. Сохраняла чеки и выписки, вела в нескольких программах учет. Все вокруг называли ее не иначе, как тетушка Скрудж. Я не получал на руки ни рубля. Покупками Марго занималась самостоятельно. Я удобно влился в её табель о расходах наравне с несколькими собаками и прислугой. Разве что должен был ее трахать вместо того, чтобы готовить ужин или стирать белье.

После свадьбы ситуация не изменилась. За исключением одного пункта. Марго не стала настаивать на брачном контракте. Однажды, когда мы лежали в кровати и я бездумно перебирал ее редкие тонкие волосы, думая о том, как хорошо было бы намотать их на кулак и резко рвануть, Марго обронила шутку о том, что с моим появлением отпала проблема с родственниками.

– Ни один маленький крысеныш их моей семьи не получит ничего, – сказала она, мечтательно. – Как бы им этого ни хотелось, я наняла самых лучших юристов, которые будут на твоей стороне. Как только я умру, они разорвут в клочья любого, кто приблизится к тебе и к моим деньгам. Отличный способ мести, не находишь?

Я не знал, что произошло у Марго с ее семьей, но подобная ситуация меня устраивала.

Осталось только дождаться, когда Маргарита умрет.

Мне не нравилось жить с ней. Я не выносил вида ее обнаженного тела. Меня раздражали ее запах, форма носа, вставные зубы. Мне было невыносимо тошно целовать эти пересохшие и потрескавшиеся губы, дотрагиваться до холодной кожи, водить пальцами по сморщенным соскам обвисшей груди. Я подсел на «Виагру» не хуже наркомана и научился мечтать о красивых молоденьких фотомоделях каждый раз, когда мы занимались сексом. А Марго, мать ее, любила заниматься сексом. И она не собиралась умирать.

– Я сварил крем. Впервые с того момента, как умерла мама. Мне казалось, что я больше никогда не смогу этого сделать. Мне не хотелось, ну, знаешь, будить кукловода и проворачивать тумблер. Я всегда этого боялся.

Мы с Волькой стояли в номере отеля и разглядывали то, что осталось от Марго. Я тихо, сбивчиво тараторил, ощущая, как дрожат пальцы, а воздух обжигает легкие.

– Помнишь, ты говорил, что у тебя плохой дар, а у меня хороший?.. Ничего подобного. Дар не бывает плохим или хорошим. Все зависит от того, справишься ты с кукловодом или нет. Кто за какие ниточки будет отвечать. Я не справился и нарушил обещание. Получал огромное удовольствие, когда варил для мамы омолаживающий крем. Кукловод меня одолел. Поэтому я решил, что больше никогда не возьмусь за варку крема. Не позволю внутренним демонам вырваться наружу…

Когда я замолчал, переводя дух, Волька шагнул в сторону кровати. Изо рта у него торчала сигарета, и сладковатый дым табака смешивался с запахом гниющей плоти.

– Что ты с ней сделал? – спросил Волька. В голосе его скользило легкое любопытство. Или недоумение.

Я пожал плечами:

– Намазал кремом. От него кожа сжимается… не знаю… скукоживается, что ли. Смешно звучит. Знаешь, как если резко сдуть воздушный шарик. Она час назад выпила снотворного, чтобы нормально выспаться. Это у нее что-то вроде традиции после секса. Так вот я намазал Марго кремом и стоял здесь, наблюдал, как ее кожа начинает сжиматься, как она рвется, лопается, отслаивается… но я, блин, не знал, что будет столько крови! И потом еще Марго проснулась. Ненадолго. Она пыталась закричать, но не смогла открыть рта. У нее лицо напоминало натянутую маску не по размеру. Правда, кожа на лице тоже скоро лопнула. Ну и вот…

Только сейчас я подумал, что стою перед Волькой, как провинившийся школьник перед мамой, и ожидаю, втянув голову в плечи, что он начнет меня отчитывать. А я буду оправдываться – о, да! – мне надо будет придумать аргументы.

Она была слишком стара!

Из ее рта пахло гнилью!

Эта старая стерва не давал мне ни рубля!

Я хочу чувствовать себя мужчиной, в конце концов!

Это все кукловод! Он ждал, ждал много лет, чтобы провернуть тумблер!

Ты должен понимать, ведь тумблер в твоей душе уже давно с сорванной пружиной!

Всегда можно найти аргументы, не правда ли?

И вот я стоял перед Волькой, беспомощный и открытый, не понимал, почему он до сих пор не бросился вызывать полицию, не назвал меня сумасшедшим. Он просто водил безучастным взглядом по ошметкам крови, кровавым подтекам, кускам плоти, и время от времени пускал сизый дым носом. Спустя пару минут Волька сказал: