Питерская Зона. Запас удачи - Дмитрий Манасыпов

Через три дня, после нескольких посыланий куда подальше, куда большего количества обещаний урыть за работу на МВД, удивления от понимания местных расценок и собственных, ставших мизерными возможностей, случилось нужное. Сделавшее дальнейшую жизнь наполненной собственным смыслом. Многие, узнав правду, скажут что? Верно. Они назовут меня идиотом. И ладно. Свое место нашлось само по себе. И через три дня после аэродрома в Пушкине в первый раз сказал ставшее скоро привычным:

– Здравствуй, Зона…

* * *

Визг в ушах перешел в запредельный. Приплыли, точно. Пришлось упираться о землю второй рукой. Куда ты пошел, идиот?! Куда сунулся без защитной экипировки?

Перед глазами плыло. Мир то сжимался в узкую алую полосу, отдающую болью, то неожиданно раздавался во все стороны, раскручиваясь смазанными пятнами калейдоскопа. Мир вокруг становился все ярче и ярче, обретая совершенно странные для него краски.

Зона серая. Выцветшая. С редкими блекло-зелеными пятнами сорной травы и странных деревьев. Самое яркое в ней – остатки новостроек. Но за пару лет цветные пятна поблекли, вспухли пузырями слезающей штукатурки и краски, затянулись паутиной и рыже-черными пятнами ржи, съедающей оцинкованное покрытие вопреки здравому смыслу, законам физики с химией и гарантии производителя. Зоне как-то на это наплевать.

Но сейчас, когда свист с визгом раздирал мозг на составляющие, мир вокруг неожиданно изменился. Организм явно прощался с жизнью и спешил захватить ее побольше, выворачивая восприятие наизнанку.

Серость неба заполнялась неожиданно растекающейся по нему голубой акварелью. Низкое и затянутое тучами солнце моргало золотом, заставляя глотать слезы. Остатки газона, борющиеся за выживание, наливались изумрудной зеленью и мелькающими среди травы алыми с желтым головками диких тюльпанов. Рукав моего собственного легкого комбинезона, только-только бывший просто хаки, превращался в парадного цвета мундир кремлевских гвардейцев. Чавкающая грязь отблескивала зеркальными всполохами, мерцая, как рассыпанные алмазы.

Твою-то мать, да что же это?

Надо уходить, надо драть отсюда когти. Цепляться руками, опираясь на ствол, ползти, если надо, но двигаться назад. Говорили дураку, не ходи один, ходи с теми, кто опытен. Не суйся за первое Кольцо, не по Сеньке шапка, сопля ты зеленая. Не лезь в глубь Зоны без нормальной защиты, не корчи из себя крутого сталкера со стальными яйцами. Учись, ползай чуть за Периметром, дурилка картонная… Говорили? А то!

Ворона, монотонно подпрыгивающая вслед моим жалким попыткам изобразить краба, снова каркнула. Звук пробился через ноющий и сверлящий голову визг, заставил от неожиданности крикнуть. Скрипнули зубы, сильно, до хруста. И какой-то пришлось выплюнуть вместе с куском прокушенной щеки и кровью. Голова пульсировала. Пульсировала так сильно, что вся безумная палитра вокруг растворилась в единственном цвете, заполняющем глаза. Алом.

Свист и визг замолкли. На пару секунд. И вернулись. Резанули кривым выщербленным тесаком по ушам, по голове, по внутренностям. От макушки и до пяток. Алое заклубилось, наливаясь темным багрянцем, закружилось перед глазами, налилось густыми черными спиралями, водоворотом втягивающими в себя красное.

Меня вывернуло. В смысле, все триста миллилитров воды и три галеты попросились наружу. А крутящаяся черная мгла расширилась, охватила со всех сторон, втянула в себя и погасла, сжалась до крохотной точки. Аллес. Зе энд. Всем всего доброго.

* * *

Ших-ших, ших-ших…

Спина проехалась по острому и твердому, затылок стукнулся о землю. Приплыли.

Ших-ших…

Это ведь меня тащат. Точно, за ноги. Связанные. А руки? И руки связанные, притянуты к телу. Дела-а-а…

Ших-ших, ших-ших…

Тащивший, сопя и булькая, схаркнул. Ноги отпустило, и левая пятка очень больно ударилась обо что-то. Все, приехали?

Сбоку каркнуло. Покосился и не удивился, увидев ворону. Плохи дела. Очень.

Птицы остаются птицами. Испугать их легко. А тут не боится. Знает, что почему-то не тронут. А для чего ей прыгать-каркать рядом? Потому что есть всем хочется. И эта зараза точно знает – достанется и ей. Хреновые дела. И да, знаю, кто тут шихает моим собственным телом по твердому и острому. Тем более под спиной уже не грязь, а действительно твердое и сухое. Значит, пока вырубился, меня дотащили до логова. Кто?

Тоже мне страшно секретная тайна. Просто забрался чересчур вглубь. И сейчас где-то ближе к середине Второго круга. Красные не встречаются в первом. А тащит меня Красный. Потому что Белые склизко чавкают при движении. Ну, так говорят бродяги-профи, забирающиеся до самого Исаакия. А тут шарканье и хриплое дыхание.

Твою мать… глупо-то как.

Красные, как и прочие гуманоиды Зоны, глубоко несчастные создания. Они просто не успели уйти при Прорыве. Они остались жить в своем бывшем городе. И изменились. Только мне их жалеть сейчас не хотелось. Потому как меня кто-то из Красных намеревался схарчить. Натурально, просто взять и сожрать.

Зря мотал головой. Привлек внимание. И почему мне не перерезали горло сразу, как вырубился, а?

Он возник сверху. Сморщенный, скрученный, с вислым носом и разнокалиберными глазами. Один почему-то сполз вниз, находясь где-то у носа. Охренеть.

Красный пожамкал оттопыренными губами, почесался под обрывками рыжего дорожного комбинезона. Задумчиво пожевал нижнюю губищу-пельмень и наклонился. Сцапал за ворот и, с неожиданной силой для такого тщедушного тельца, рванул меня вверх. Толчком придвинул к стене и прислонил. Вот так, значит.

Потом отошел, почесываясь и кряхтя. Сел на горку битого кирпича и запыхтел. Если бы не длинный кусок заточенного металла и не самый симпатичный вид самого Красного, прямо добрый дедушка на завалинке. Так, и чего мы ждем? И где мы вообще?

Где-где… сами понимаете где. А так-то, чисто навскидку, в недостроенном доме. Ну да, с левой стороны от того места, где меня накрыло, торчали развалины стройки. Что говорили опытные бродяги? Верно, так и говорили:

– Берегись зданий, салага. Они их любят.

Любят, именно так. Вот только кого ж мы ждем? В темноте провала за правым плечом Красного треснуло. Зашелестело, захрустело и как-то совершенно мерзко чавкнуло. Как будто там, в темноте, сжимая и сокращая выпуклые кольца мускулов, покрытых сверху дряблым слоем жира, сюда двигалась нехреновых размеров гусеница.

Твою за ногу… почти угадал.

У Белых вроде как вот такое же все тело. Как желе, склизкое, оставляющее за собой длинный липкий след. И у этой красавицы, да-да, это же женщина, нижняя часть тела очень и очень напоминала что-то такое. Длинная кишка с кольцами тех самых мускулов, больше, правда, подходящих для червя. И верхняя часть Красного, высохшего перекореженного гуманоида. Со странным выпуклым наростом на груди.