Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции - Иван Дмитриевич Путилин
Шрифт:
Интервал:
Присяжные чуть не плакали, слушая их душевную драму, и содрогались, слушая историю мести.
Защитник сказал блестящую речь, но присяжные все-таки нашли их виновными, и суд приговорил их к каторжным работам: его на 18 лет, а ее на 12 лет. Соньку-гусара оправдали.
Для Ж. за это дело я выхлопотал награду.
Сумасшедший палач
Это было еще в начале моей полицейской карьеры, если не ошибаюсь, в 1857 году…
Осенью, в последних числах сентября, ко мне, в то время полицейскому надзирателю Спасской части, вошел вестовой Сергей и доложил:
– Неизвестный человек, не объявляющий своего звания, целый день трется около конторы квартала и ищет случая припасть с личной просьбой к вашему высокородию. Человек подозрителен…
– Неизвестный человек, не объявляющий своего звания, целый день трется около конторы квартала и ищет случая припасть с личной просьбой к вашему высокородию. Человек подозрителен…
– Почему?
– Дал мне тридцать копеек, чтобы я допустил его на разговор с вашим высокородием наедине.
– Позови, – говорю.
Через несколько минут Сергей ввел в кабинет субъекта лет, по-видимому, сорока, одетого в обыкновенный мещанский наряд. Это был лысый, высокого роста человек.
На вопрос, что ему надо и кто он, неизвестный отвечал, что он динабургский мещанин, Яков Дорожкин, недавно прибыл из Динабурга, и что паспорта не имеет, а остановился на Васильевском острове у своего кума, бессрочно отпускного матроса Балтийского флота, Семена Грядущего, который вот уже несколько лет служит у адмирала Платера кучером.
Отрекомендовав себя подобным образом, этот странный человек вдруг встал на колени и, просительно складывая руки, заговорил:
– Явите Божескую милость, ваше высокородие! Окажите ваше высокое содействие моему куму, Семену, к определению в должность…
– Да ведь он служит, твой кум Семен, – сказал я. – Какой еще ему службы надо?
– Служит он действительно, ваше высокородие, и при хорошем месте состоит… Только сделайте такую милость, определите его в палачи!..
Как уже ни наторел мой полицейский слух ко всякого рода заявлениям, однако мне показалось, что я ослышался…
– Чего? Куда? – переспросил я.
– Палачом хочет быть кум Семен, – ответил ясно Дорожкин. – Сделайте такую милость, ваше высокородие, похлопочите…
Я велел ему встать, а сам невольно задумался, удивленно поглядывая на неожиданного просителя… Тот стоял, почтительно вытянувшись и пожирая меня глазами, блестевшими из-под его морщинистого, лысого, узкого и высокого лба.
Надо заметить, что на основании существовавших в то время законоположений правительство предлагало обязанности палача лишь преступникам, подлежавшим лишению всех прав состояния и ссылке в Сибирь или к отдаче в арестантские роты. Но даже и при этих условиях кандидатов на данную должность почти не находилось. Да оно и понятно: роль палача не свойственна русскому человеку, и даже среди арестантов охотников на нее всегда было мало. Правительство даже циркулярно в разных губерниях по тюрьмам разыскивало желающих принять на себя эти ужасные обязанности.
Вот почему после нескольких минут раздумья я решил, что дело, во всяком случае, надо расследовать, и тотчас задал вопрос о том, судился или нет когда-либо его кум.
Оказалось, что Дорожкин этого не знает. И он снова повторил, что его кум, Семен Грядущий, просит во что бы то ни стало выхлопотать ему определение на должность палача, обещая не пожалеть на это никаких расходов, лишь бы, впрочем, об этом до времени не было известно адмиралу Платеру.
– Потому, видите ли, что адмирал с трудом отпускает кума со двора, разве раз в месяц – в баню. Вот я за него и прошу. А так как кум завтра, кстати, именинник, то позвольте порадовать его, что вы взялись хлопотать по его делу…
Заинтересованный еще более как ходатаем, который, казалось, вполне искренне желал угодить своему приятелю, так и особенно личностью человека, который, живя на свободе и в известном достатке, стремился принять на себя ремесло палача, я решил заняться этим делом основательно.
Прежде всего я справился, почему он обратился именно ко мне, а не к другому и кто его ко мне направил. Ответы получил удовлетворительные: рекомендовал ему меня как могущего выхлопотать такую должность письмоводитель и паспортист квартала, служивший несколько лет у квартального надзирателя Шерстобитова.
Я объявил странному ходатаю, что завтра по делам службы буду на Васильевском острове и чтобы он вместе со своим кумом к часу дня явился в гостиницу «Золотой якорь», куда я заеду к этому времени.
Дорожкин отвесил мне поклон до земли и заявил на прощанье, что кум его ничего не пьет, не курит и человек весьма набожный… Словом – удивление, да и только…
Подъезжая на другой день к «Золотому якорю», я увидел, что мой вчерашний посетитель уже ожидает меня у подъезда. Очень предупредительно встретив меня и введя в отдельный номер, он опять бросился на колени и умоляющим голосом стал просить подождать не более получаса, потому что его кум не успел приготовить надлежащего одеяния, дабы предстать предо мною во всей форме своего будущего звания.
В ожидании появления кандидата в палачи я стал расспрашивать Дорожкина, чем он занимался. Совершенно свободно и без всяких оговорок он объяснил, что с двадцати лет он вместе со своим отцом занимался провозом контрабанды, преимущественно чая. Но лет шесть тому назад их поймали, и они сидели в тюрьме более двух лет. В тюрьме его отец, бывший шляхтич, умер.
Во время этой откровенной беседы в номер вошел мужчина и, поклонившись мне в ноги, произнес:
– Будьте отцом и благодетелем, устройте, чтобы я был палачом. Век за вас буду Бога молить. Все расходы снесу, какие потребуются. Желаю послужить Государю…
– Будьте отцом и благодетелем, устройте, чтобы я был палачом. Век за вас буду Бога молить. Все расходы снесу, какие потребуются. Желаю послужить Государю…
Он поднялся, и я увидел человека лет пятидесяти, роста выше среднего, очень крепкого сложения, с густыми русыми волосами, подстриженными в скобку, и с усами. Одет он был в плисовую черную безрукавку, в такие же шаровары, запущенные в голенища сапог, и в красную кумачную рубашку. Безрукавка была перехвачена узким пояском из позумента.
– Я, – говорит, – служил во флоте, вышел в бессрочный отпуск и нынче служу кучером по найму у адмирала Платера. Адмирал мною доволен. Я холостой, от роду ничего не пью и не курю.
На вопрос, почему появилось у него желание быть непременно палачом, новый мой знакомец начал опять-таки удивительно объяснять:
– Два раза в жизни видел я, как на Конной площади палач Кирюшка наказывал убийц… Да разве это палач?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!