Тайная жизнь деревьев. Что они чувствуют, как они общаются? Открытие сокровенного мира - Петер Вольлебен

Однако до образования угля дело сегодня не доходит, потому что лес из-за хозяйственной деятельности (читай – постоянных рубок) все время осветляется. Поэтому теплые солнечные лучи проникают до самой земли и поддерживают активность обитающих там животных. Те поглощают последние остатки гумуса даже в глубоких слоях и возвращают их в атмосферу в газообразной форме. Общее количество улетучивающегося углекислого газа примерно соответствует при этом общему количеству возможной полезной древесины. На каждое полено, которое вы сжигаете в домашней печке, из лесных почв высвобождается такое же количество углекислого газа. Хранилище углерода под деревьями в наших широтах опустошается уже на стадии возникновения.

Тем не менее как минимум самое начало образования угля вы можете увидеть на любой лесной прогулке. Раскопайте чуть-чуть почву под ногами, пока не дойдете до более светлого слоя. Верхний, более темный слой обогащен углеродом. Если теперь оставить лес в покое, вы имели бы здесь предшественника угля, газа или нефти. На больших охраняемых территориях, например, в зонах покоя национальных парков, эти процессы сегодня снова идут без всяких помех. Впрочем, ничтожная толщина гумуса – результат не одного только современного лесного хозяйства. Уже римляне и кельты вовсю рубили леса, прерывая идущие в них естественные процессы.

Но зачем деревьям надолго исключать из круговорота свое любимое блюдо? И так делают не только деревья: все растения, включая водоросли в океанах, отфильтровывают СО2, который после их отмирания оседает в ил и хранится там в форме соединений углерода. Вместе с животными, например кораллами (карбонат кальция из кораллов – одно из самых мощных на земле хранилищ углекислого газа), растения за сотни миллионов лет изъяли из атмосферы гигантское количество углерода. К моменту возникновения крупнейших месторождений угля, в карбоновом периоде, концентрация углекислого газа превышала сегодняшние показатели в 9 раз, пока леса и другие факторы среды не понизили ее до уровня втрое выше современного (см. примеч. 28). Но когда же для наших лесов наступит предел? Или они так и будут накапливать углерод, пока в воздухе его вообще не останется? Впрочем, ввиду нашей страсти к потреблению этот вопрос потерял актуальность, потому что мы уже развернули ситуацию в обратном направлении и энергично опустошаем все существующие запасники СО2. Нефть, газ и уголь сжигаются в форме топлива и горючего и уходят в атмосферу. А может быть (если закрыть глаза на изменение климата), мы совершаем благое дело, выпуская парниковые газы из их подземной темницы и делая их свободными? Так далеко я не стал бы заходить, однако подтверждается, что повышение их концентрации действует как удобрение. Деревья растут быстрее, как показывают последние инвентаризации лесов. Таблицы для оценки прироста древесины пришлось приспосабливать к современным условиям, потому что к настоящему времени прирост биомассы примерно на треть больше, чем несколько десятилетий назад. Но как мы говорили? Медлительность – вот девиз дерева, чтобы жить долго. Ускорение роста, подогреваемое, между прочим, мощным поступлением азота, производимого в сельском хозяйстве, – явление нездоровое. Старое правило все еще работает: меньше (углекислоты) – больше (лет жизни).

Еще будучи студентом лесной академии я выучил, что молодые деревья более жизнеспособны и растут быстрее старых. Эта доктрина распространена по сей день и приводит к тому, что леса полагается омолаживать. Омолаживать? За этим стоит не что иное, как вырубка старых стволов и замена их на свежепосаженные молодые. Якобы только так леса сохранят стабильность, смогут давать много древесины и за счет этого поглощать из воздуха и связывать большое количество углекислого газа. Так следует из последних сообщений союзов владельцев лесов и представителей лесной службы. В возрасте между 60 и 120 годами в зависимости от вида рост дерева якобы ослабевает, так что пора пускать в ход лесозаготовительную технику. Может быть, на лес просто перенесены идеалы вечной юности, горячо обсуждаемые в нашем обществе? Как минимум возникает такое подозрение, потому что дерево в возрасте 120 лет в переводе на человеческие масштабы как раз заканчивает школу. Однако принятые в науке мнения ошибочны, как заставляет думать исследование международной команды ученых. Специалисты исследовали около 700 тысяч деревьев на всех континентах. Неожиданные результаты: чем старше деревья, тем быстрее они растут. Так, деревья с диаметром ствола в один метр производят в 3 раза больше биомассы, чем экземпляры, ствол которых лишь в 2 раза тоньше (см. примеч. 29). То есть старость означает для деревьев не слабость, согбенность и уязвимость, а наоборот, энергичность и эффективность. Соответственно, деревья-старцы заметно более продуктивны, чем молодежь, и в условиях потепления климата становятся нашими важными союзниками. Призыв омолаживать леса, чтобы поддержать их жизнеспособность, с момента публикации этой работы можно признать как минимум заблуждением. Что дерево с какого-то возраста становится менее ценным, верно разве что в отношении древесины. Грибы могут приводить к гнили внутри ствола, однако это ничуть не тормозит дальнейший рост. Если мы видим в наших лесах средство борьбы с изменением климата, то должны позволить им спокойно стареть – именно так, как того требуют крупные природоохранные организации.

Деревья не любят резких перепадов температуры и влажности. Но и для таких крупных растений региональный климат не делает исключений. Однако нет ли у деревьев возможности самим как-то влиять на него? Для меня хрестоматийным примером в этом отношении стал небольшой лесок под Бамбергом, который растет на сухой и скудной песчаной почве. Расти здесь сможет только сосна, утверждали когда-то лесоводы. Чтобы не создавать унылую монокультуру, они подсадили к соснам немножко буков, листва которых должна была смягчить закисление от хвои и помочь обитателям почвы. Получать древесину от этих буков никто не собирался, они считались так называемой вспомогательной породой. Однако буки и не подумали ограничиться отведенной им второстепенной функцией. Уже через несколько десятилетий они показали, на что способны. Их ежегодно опадающая листва образовала нежный гумус, удерживающий много воды. К тому же воздух в этом лесу постепенно стал более влажным, потому что листья рванувшихся вверх буков тормозили ветер между стволами сосен и обеспечивали застой воздуха. Стало испаряться меньше воды. Это позволило букам развиваться все лучше, и в один прекрасный день они переросли сосны. За это время почва и микроклимат настолько изменились, что условия стали больше подходить требовательным лиственным деревьям, чем непритязательным хвойным. Это отличный пример того, как много могут изменить деревья. Лесники говорят: лес сам создает идеальное для себя местообитание. Что касается отсутствия ветра, это легко проверить, но как быть с водным бюджетом? Если представить себе, что летом землю под деревьями не обдувает и не высушивает горячий воздух, потому что она всегда в тени и надежно защищена, то и это можно доказать. Насколько велика может быть разница температур между осветленным хвойным лесом и естественным старым буковником, выяснили студенты из Рейнско-Вестфальского технического университета Аахена, работавшие в моем лесу. В один из самых жарких дней августа, когда столбик термометра дошел до 37 градусов, температура почвы в широколиственном лесу была на 10 градусов ниже, чем в хвойном всего в нескольких километрах от него. Эта прохлада, которая способствует снижению испарения, объясняется не только тенью, но и в немалой степени присутствием биомассы. Чем больше в лесу живого и мертвого дерева, чем мощнее гумусный слой почвы, тем больше воды во всей этой массе. Испарение ведет к понижению температуры, а она, в свою очередь, способствует уменьшению испарения. Можно было бы также сказать, что нетронутый лес летом может потеть и достигает при этом того же эффекта, что и мы, люди. Вы и сами можете косвенно пронаблюдать, как потеет дерево – на стенах или крышах домов. Часто рядом с домами растут бывшие новогодние елки, которые были когда-то куплены в горшке с большим комом земли, а после праздников высажены на улице и прекрасно прижились. Такая ель растет и растет и в один прекрасный день становится куда выше, чем ожидали ее хозяева. Но главное – чаще всего она растет слишком близко к стене дома, иногда ее ветви даже заходят на крышу. И тогда появляется что-то вроде пятен пота. Что не слишком приятно у нас подмышками, дому тоже причиняет не один только внешний вред. Из-за пота деревьев становится так влажно, что на фасаде и черепице поселяются водоросли и мхи. Дождевая вода теперь хуже стекает, задерживаясь во всей этой поросли, разросшийся мох закупоривает водосток. Штукатурка с течением лет разрушается из-за влаги и раньше времени нуждается в обновлении. А вот владельцы автомобилей, припаркованных под деревьями, наоборот, выигрывают от их компенсирующего эффекта. При температурах около нуля тот, кто оставил свою машину под открытым небом, будет уже соскребать со стекол лед, в то время как машина, стоящая под деревом, может и не обледенеть. Если простить деревьям их негативное воздействие на внешность построек, я восхищаюсь тем, как сильно они могут изменить климат вокруг себя. И насколько сильнее должен быть эффект нетронутого леса!