Алхимики - Рудольф Баумбах

так много из окна: вы же знаете, как этого не любит ваш отец.

Эльза покраснела от досады, но не нашлась ничего ответить магистру. Иное дело — Ганна! Она уперлась руками в бока и смотрела на говорившего сверкающими от гнева глазами.

— Господин магистр, — сказала она, — мне и в голову не приходит совать нос в ваши дела: делайте себе, что вам угодно, в своем лицее и в кабинете, хоть кувыркайтесь на здоровье, — только оставьте меня в покое! Я уже более двадцати лет живу в доме и знаю сама, что мне делать. Идите в свой лицей, а когда вернетесь домой, суп и без вашей помощи будет стоять на столе! Что же касается Эльзы, то она уже не ребенок, который может выпасть из окна. А если ей понадобится кто-нибудь из старших, то здесь налицо я, юнг-фер Ганна Шторхшнабелин. Пойдем, Эльза!

И старая Ганна отправилась с Эльзой наверх. Магистр протянул на прощанье руку помощнику и сказал:

— Она, в сущности, неплохая женщина, только язык у нее — словно у благоверной мудрого Сократа! До свиданья!

В отсутствие отца Эльза намеревалась, собственно, привести в порядок белье, но теперь она передумала и все утро смотрела из окна, чтобы показать, как мало считается она с наставлениями магистра. Возвращаясь около полудня домой, он уже издалека увидел белокурую голову девушки у открытого окна, однако воздержался от каких бы то ни было замечаний, так как старая Ганна выглядела, словно готовая к обороне крепость, и, казалось, ждала только подходящего случая, чтобы пустить в ход тяжелую артиллерию.

После полудня, когда магистр снова ушел в лицей, Эльза продолжала свое утреннее занятие, однако вскоре оно ей надоело, так как на улице было пусто и тихо. Она отправилась в свою комнату и села здесь с рукоделием у открытого окна в сад.

Воздух был чист и мягок. Бузиновый куст под окном посылал вверх целые облака аромата; на одной из веток распевала овсянка:

«О, девушка, как все цветет!»

Через некоторое время с яблони соседнего сада послышался ответный щебет. Овсянка пела все громче, все призывнее, и вот уже на цветущей ветке сидели рядом две желтых птички. Они целовались клювами и щебетали так беззаботно, словно на свете и не было кошек.

Эльза вздохнула, сама не зная почему, затем опустила руки с шитьем на колени и стала смотреть на облака, медленно плывшие в сторону синих гор.

Ей вспомнился почему-то магистр… Эльзе не хотелось о нем думать, и все же он не выходил у нее из головы… Она стала считать от единицы до ста, потом в обратном порядке, но и это не помогало… Нет, она, в сущности, не сердилась на магистра! Она знала, что ее отец был о нем высокого мнения, и что он желал ей добра. Но сейчас она была в таком настроении, что мысль о магистре ей чем-то мешала. Эльза мысленно дала себе слово приготовить ему завтра его любимое блюдо, тушеное мясо с овощами: она надеялась, что теперь-то он оставит ее в покое! Но нет, словно пробка из-под воды, то и дело всплывало перед ней лицо магистра и его сладенькая улыбка.

Она отложила работу в сторону и запела песню, которую с незапамятных времен поют девушки на всех языках:

Я хотела бы птичкой стать,

Чтобы к милому другу летать!

Однако, Эльза не знала, к кому хотелось бы ей полететь, — во всяком случае, не к магистру Ксиландеру! Так мысли ее вернулись к тому же. В досаде она снова села за рукоделье у окна. В это время открылась дверь, ведущая из дома в сад, и из нее показался Фриц Гедерих. Он шел на работу в сад.

Думы Эльзы приняли другое направление.

Помощник аптекаря выглядел в саду совсем по- иному, чем в аптеке, или когда он молча сидел за обеденным столом…. «Как прямо держит он голову! — подумала Эльза. — И волосы откидывает назад, словно молодой лев!» Она, впрочем, никогда не видала молодого льва… Вот он взял сразу обе лейки и наполнил их водой у колодца. Эльза знала, как тяжелы эти лейки. Она едва могла поднять одну из них обеими руками, а магистр, помогавший ей однажды в саду, вздыхал и кряхтел, когда ему пришлось нести одну только лейку. Между тем, Фриц Гедерих легко поднял обе и понес, словно два перышка!..

— Как он силен! — сказала вполголоса Эльза. — И как он строен!

Но тотчас же подумала не без досады: «Ну что ж? Будь он хоть Самсон или сам Зигфрид, мне-то какое дело?»

Она продолжала усердно шить.

«Возится там с цветами и воображает, что ничего на свете и нет, кроме его глупых трав! Магистр — и тот в десять раз милее!… Нет, господин помощник, вы очень ошибаетесь, если думаете, что я на вас смотрю! Вот так самомнение!»

— Ай! — вскрикнула вдруг Эльза: она укололась иголкой. На ее белом пальчике показалась пурпурная капля. Теперь конец шитью! Она уложила свое рукоделье и через несколько минут уже была в саду.

Фриц Гедерих рылся в земле обеими руками, словно крот. Вдруг чья-то тень упала перед ним на гряду. Он поднял глаза и увидел лицом к лицу белокурую Эльзу. Бакалавр встал и поздоровался.

— Здравствуйте, господин Фриц! — ответила Эльза, и оба замолчали.

Фриц Гедерих взглянул на небо, откашлялся и пробормотал что-то о хорошей погоде.

Эльза тоже подняла свои голубые глаза к облакам и согласилась с замечанием господина помощника. Затем опять наступило молчание.

— А вечером все-таки может быть дождь, — продолжал Фриц, — вон оттуда приближается подозрительное облачко… Да и древесная лягушка вот уже целый час сидит под водой.

— Скажите пожалуйста, господин Фриц, ведь такая лягушка, должно быть, страшно умное животное! Не правда ли? Как это она знает, что скоро дождь пойдет?

Фриц Гедерих пожал плечами:

— Да, кто мог бы это сказать?

— Я спрошу когда-нибудь магистра. Он очень ученый человек и знает решительно все!

— Вот как, — ответил бакалавр, которому эта похвала пришлась не по душе, — тогда уж спросите его заодно, почему закрываются цветы вьюнка, когда предстоит перемена погоды.

— А разве это так? — спросила Эльза и нагнулась, чтобы разглядеть цветы. — Это поразительно! Должно быть, вы очень любите цветы, господин Фриц?

— О, да! — ответил тот. — Ведь надо же что-нибудь любить… И поверьте мне, юнгфер Эльза, — если внимательно присматриваться к жизни трав, можно каждый день открывать нечто новое. Тут тоже есть