В поисках Библии. Тайны древних манускриптов - Лео Дойель

В оставшееся время первой кампании в Оксиринхе Гренфелл и Хант решили производить работы быстрее и с большей интенсивностью. Количество рабочих было увеличено до ста десяти. Наиболее эффективной рабочей единицей считалась пара, состоящая из взрослого рабочего и мальчика; добыча каждой такой «команды» хранилась и упаковывалась отдельно. За исключением четырех опытных рабочих из Файюма, землекопы набирались на месте, и исследователи быстро поняли, как им повезло, что они имели дело с «неопытными» рабочими, не ведающими о рыночной цене античных находок. Несомненно, местные жители удивлялись нелепой страсти иностранцев к клочкам старой, грязной бумаги.

Рабочий день продолжался около одиннадцати часов, и под конец среди рабочих осталось больше подростков, чем взрослых мужчин, потому что ими было легче руководить и они были честнее. Казалось, вся молодежь окрестностей требовала принять их на работу. «Некоторые из претендентов были столь малы, что, казалось, совсем недавно оставили свои колыбели, если только им была ведома такая немыслимая роскошь». Гренфелл тепло вспоминает одного такого сорванца, едва восьми лет от роду, но самого проворного из всех, «каким-то чудом умевшего различать наиболее подходящие слои почвы и находить в них папирусы».

Укрепив силы для нового наступления на тот же холм, где были найдены «Логии», Гренфелл и Хант двинули теперь фалангу рабочих на его северную часть. И то, что началось как скромный ручеек, превратилось в настоящий поток. Поскольку сортировка, упаковка и транспортировка требовали осторожности и аккуратности, исследователи оказались в счастливом затруднении, не зная, как справиться с нежданными богатствами.

Вскоре у них кончились упаковочные ящики. В конце концов пришлось выделить двух рабочих, которые целый день занимались только изготовлением жестяных ящиков для хранения папирусов. Но и при этой подмоге через десять дней они едва справлялись с наплывом материала. И так продолжалось почти постоянно. Однако находки в этих отвалах составляли лишь крупицу того, что в них было когда-то: столь многое было безнадежно уничтожено, разорвано или сожжено. Как правило, нижние слои не приносили ни единого клочка. По-видимому, в этих слоях свитки постигла та же участь, что и всю бумагу в большинстве других стран, кроме Египта.

Как объяснить тот факт, что в трех типах холмов (римских, византийских и арабских) такое обилие свитков обнаруживается в одних и тех же слоях? Наиболее правдоподобным было предположение, что эта масса папирусов происходила из местных архивов. Вот как объясняет это Гренфелл: «В римский период в Египте был обычай тщательно сохранять в архивах в каждом городе всевозможные документы, имеющие отношение к управлению и взиманию налогов в стране: даже частные лица имели обыкновение посылать в эти архивы письма, контракты и другие документы, которые они хотели сохранить, точно так же, как мы посылаем подобные документы адвокату или банкиру. Конечно, через какое-то время, когда документы были больше не нужны, требовалось проводить чистку, и, очевидно, старые папирусные свитки помещались в корзины или на плетеные лотки и выбрасывались как мусор». Такой обычай, странным образом напоминающий еврейскую практику погребения книг в генизе (своего рода «книжном чулане»), оказался благодеянием для папирологов. Это еще раз подтверждает банальную истину археологии, состоящую в том, что подчас разрушение и небрежение становятся залогом сохранности там, где усерднейшие старания людей сохранить что-либо заведомо обречены на провал.

Добыча из этих архивов была и в самом деле значительной. От раннего римского периода (I — начало II в. н. э.) дошло содержимое целых корзин. Изредка свитки все еще находились в своих плетеных вместилищах. Папирусы позднего римского и византийского периодов отличались необычной длиной и документальной ценностью. Более чем через два месяца, в середине марта, в византийских отложениях была сделана величайшая в количественном отношении находка. Гренфелл и Хант вскрыли холм с «толстым пластом, состоящим почти сплошь из папируса». Шесть пар рабочих немедленно были переведены на это место, и теперь стало проблемой, как достать в арабской деревне достаточно корзин, чтобы перенести папирусы от холма. Добыча этого дня составила тридцать шесть корзин, полных до краев. Можно представить радость Гренфелла и Ханта, когда они опустошили корзины и нашли много свитков в отличном состоянии, некоторые из них по 10 футов длиной. Корзины нужны были и на завтрашний день, поэтому большую часть ночи ученые провели, раскладывая папирусы. Наутро они опять были вместе с рабочими, и вчерашнее повторилось, «так как еще двадцать пять корзин было наполнено, прежде чем место опустело».

Гренфелл и Хант остались еще на один месяц. Но они были убеждены, что прощупали самые многообещающие места. Когда дело дошло до упаковки папирусов для отправки пароходом, им пришлось наполнить двадцать пять больших ящиков, весом почти в две тонны. Продолжить их разворачивание и сортировку предстояло в Оксфорде, а изучение и конечная публикация материала должны были занять годы. Первый том папирусов Оксиринха был опубликован через одиннадцать месяцев после возвращения ученых в Англию (25-й появился в 1959 г. при поддержке ЮНЕСКО), но и через четверть века несколько ящиков все еще не были открыты. Однако первый том содержал достаточно сюрпризов, несмотря на то что ни один текст не был полным.

Гренфелл и Хант выбрали 158 текстов приблизительно из 1200 документов, находившихся в довольно хорошем состоянии, которые они могли изучить после возвращения из первой кампании в Оксиринхе.

Самым ценным был фрагмент утраченного стихотворения, которое почти наверняка может быть приписано Сапфо. Он содержал двадцать более или менее поврежденных строк, шестнадцать из которых были довольно разборчивы и допускали возможность удовлетворительной реконструкции. Ода, вероятнее всего, была посвящена брату Сапфо, Хараксу, который после странствий на чужбине возвращался морем домой на Лесбос. Это был только первый и, возможно, не лучший из нескольких фрагментов Сапфо, обнаруженных затем в папирусах. «Тем не менее Сапфо — это Сапфо», — говорил Хант. Эти строки несут несомненный отпечаток «простодушной прямоты и непринужденной выразительности, столь характерных для поэтессы»:

В первом сборнике Гренфелл и Хант заявили: «Маловероятно, что мы найдем еще одну поэму Сапфо, еще менее вероятно, что мы натолкнемся на другую страницу из „Логий“». Это предсказание, к счастью, оказалось ошибочным. Ученые были ближе к правде, когда добавили: «Но у нас нет оснований полагать, что будущие сюрпризы будут гораздо менее волнующими, чем предыдущие». У Гренфелла и Ханта мог возникнуть соблазн остаться дома и посвятить себя изданию манускриптов. Материалов одной кампании было достаточно, чтобы поглотить их энергию на годы вперед. Однако следующие десять лет, вплоть до 1907 г., когда здоровье Гренфелла сильно пошатнулось, они производили раскопки в Египте каждую зиму, деля время между активной работой и более созерцательным изучением найденного. На обоих поприщах они проявили выдающиеся способности.