Последние ритуалы - Ирса Сигурдардоттир

Первое, о чем подумала Тора, изумленно озираясь по сторонам, — что Маттиас довольно свободно обошелся с правдой, когда описал квартиру как «вполне обычную».

Декан факультета истории Гуннар Гествик брел по коридору института рукописей. Он рассеянно кивнул в ответ на приветствие шедшего навстречу студента. Юноша явно сконфузился, и это вновь напомнило Гуннару о его нынешней славе. Казалось, не только весь университет — вся Исландия знает, что именно на него свалилось тело Гунтлиба, из-за чего с ним, деканом, случилось нервное расстройство. Теперь он как никогда популярен, если можно так выразиться. Многие ходят вокруг него кругами, но точно не из дружеского расположения.

Конечно, со временем все рассосется, но, Боже правый, как его достали дурацкие вопросы! С души воротило, когда он очередной раз видел одно и то же выражение лица, неизменно появлявшееся у всякого, кто набирался храбрости задать ему вопрос. Предполагалось, что это выражение должно изобразить комбинацию скорби по поводу безвременной кончины молодого человека и одновременно сочувствие к Гуннару, но почти всегда результат был абсолютно другим. Лица коллег излучали только нездоровое любопытство и облегчение, что это произошло не с ними.

Может быть, ему следовало послушаться ректора и исчезнуть месяца на два? Как знать… За это время в университете, наверное, потеряли бы интерес к случившемуся, но все равно он разгорится с новой силой, как только дело передадут в суд. Взяв отпуск, можно лишь отложить неизбежное. Плюс ко всему это породит кривотолки: мол, нервный срыв, добровольно-принудительная реабилитация или чего похуже — запой например. Нет, правильнее остаться, и пусть шторм утихнет сам собой. Людям в конце концов это наскучит, и они снова станут его избегать.

Гуннар постучал в дверь кабинета Марии Эйнарсдоттир, директора института рукописей. Постучал скорее из вежливости, так как сразу открыл дверь и вошел, не дожидаясь разрешения. Она говорила по телефону и жестом пригласила его сесть, что он и сделал. Пришлось ждать, пока она закончит крайне важный разговор — похоже, речь шла о том, что ей до сих пор не сменили картридж для принтера.

Внешне оставаясь спокойным, Гуннар был весьма раздражен. Мария позвонила и в своей обычной манере потребовала, чтобы он как можно скорее пришел, потому что у нее к нему очень серьезное дело. В это время он составлял заявку на грант по программе «Эразмус» для своего факультета. Заявку надо подавать на английском, и Гуннар только-только втянулся. И тут эта Мария. Работу пришлось отложить. Если «серьезное дело» касается какого-нибудь картриджа, он взорвется. Гуннар только начал заготавливать «пару ласковых», когда директор наконец положила трубку и переключила внимание на декана.

Некоторое время она его задумчиво разглядывала и, видимо, подбирала слова. Побарабанила пальцами по столу. Вздохнула. И наконец произнесла:

— Мы в жопе…

Стало ясно, что все это время она не подыскивала в уме цитату из классиков. Гуннар полагал, что директору института рукописей негоже использовать подобные слова. Конечно, за сорок лет, прошедших с тех пор, когда он юным студентом переступил порог университета, все изменилось. Тогда люди гордились правильным произношением, а теперь это считается вульгарным и претенциозным. Даже такая женщина, как Мария, прекрасно образованная и далеко не девочка, выражается столь низкосортно. В его времена хотя бы говорили — «мы в заднице».

— Что случилось, Мария?

— Жопа, — повторила она, запустив обе руки в свои стриженые волосы. Блеснуло несколько серебристых нитей. Потом она встряхнулась и перешла к делу.

— Пропало одно из старинных писем.

Короткая пауза, и затем:

— Его украли!

Гуннар дернул головой. Новость действительно неприятная.

— Что значит «украли»? С выставки?

Мария тяжело вздохнула:

— Нет. Не с выставки. Отсюда. Свои.

Декан изумленно уставился на нее:

— То есть как?

— Правильный вопрос. Такое раньше никогда не случалось. — В ее голосе появились пронзительные нотки. — А вдруг пропало не только оно? Вы же знаете, у нас хранятся шестьсот манускриптов из величайшей коллекции Арне Магнуссона![1]Плюс собранные им старинные письма. А теперь еще и пятьсот пятьдесят рукописей из датской Королевской библиотеки. И еще семьдесят из разных мест. — Она замолчала и посмотрела Гуннару в глаза. — Конечно, мы перетряхнем здесь все по листочку и выясним, пропало ли что-то еще. Но прежде чем предавать это огласке, я хотела переговорить с вами персонально. Возможно, тогда я соображу, что мне делать дальше.

— Я-то вам зачем? — удивленно и несколько раздраженно спросил Гуннар. По своей работе он практически не пересекался с институтом рукописей, и дополнительных обязанностей у него здесь не было. — Надеюсь, вы не меня обвиняете в краже?

— Ради Бога, Гуннар… Спросите еще, не подозреваю ли я ректора. — Она взяла со стола письмо и протянула ему. — Это по поводу раритетов из Дании.

Гуннар кивнул. Время от времени институту одалживали экспонаты из иностранных коллекций — для исследований. Гуннар всегда был в курсе новых поступлений, но особо в голове не держал, если только документы не касались его научных интересов. Датская коллекция к ним не относилась. Он пробежал глазами написанное на датском послание от Карстена Йосефсона, заведующего архивным отделом Королевской библиотеки, — напоминание о том, что приближается срок возврата.

— Даже не знаю, что сказать. — Гуннар положил документ на стол.

Мария повернула письмо к себе.

— В прошлом году датчане прислали нам собрание писем к клирикам собора в Роскилле, датированных началом и серединой шестнадцатого века. Я понимаю, они здесь не вызвали большого ажиотажа, хотя некоторые, связанные с Реформацией в Дании, довольно интересны. Но пропавшее письмо не об этом.

— А о чем? — спросил Гуннар, все еще не понимая, при чем тут он.

— Поскольку письма нет, то и содержание его мне неизвестно. Знаю только, что оно датировано 1510 годом и написано Стефаном Йонсоном, епископом Скаульхольта. Это сказано в описи, приложенной к коллекции. Кстати, именно благодаря описи я и обнаружила, что письмо пропало. Во время сверки, когда начали упаковывать коллекцию для возврата.

— А может быть, вы его вообще не получали. Разве оно не могло исчезнуть раньше? — предположил Гуннар.