Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд

Но явилось другое и притом более могущественное, чем обычные ссоры, обстоятельство, которое поставило между ними первый большой барьер. Мики принадлежал к той породе животных, которая всегда предпочитает свежее мясо, тогда как Ниве более нравилось мясо «с душком». На четвертые сутки то, что еще оставалось от оленя, стало пованивать. На пятый день Мики ел уже с трудом, а на шестой – и вовсе от него отказался. Но для Нивы с каждым днем, по мере того как вонь становилась все гуще и отвратительнее, мясо приобретало еще большую пикантность. А на шестой день, для еще большего удовольствия, он стал по нему кататься. В эту ночь, в первый раз за все время, Мики не мог спать с ним рядом.

Седьмой день был еще чреватее. От оленя уже смердело до самого неба. Легкий июньский ветерок разносил эту вонь и вверх, и вниз, и во все стороны, пока наконец не слетелись отовсюду вороны и не заняли этого места. Это заставило Мики с видом высеченной дворняжки удалиться к самому ручью. Когда Нива сошел к нему в это утро, чтобы попить, то от него так воняло, что Мики обнюхал было его, а затем бросил его и убежал. Да и на самом деле между Нивой и костяком оленя было теперь очень мало разницы, за исключением разве только того, что один из них лежал без движения, а другой еще двигался. Но оба смердели ужасно; оба определенно были «с душком». Даже вороны стали кружиться около Нивы, не понимая в удивлении, почему именно он бродил, как живое существо, когда по запаху был падалью.

В эту ночь Мики спал один, у самого ручья, забившись под нависший куст. Он был голоден и чувствовал себя одиноко и в первый раз за все время осознал безграничность и пустоту вселенной. Ему было скучно без Нивы. Он скулил по нем в звездное молчание долгих часов между заходом солнца и рассветом. А солнце было уже высоко, когда наконец Нива соблаговолил к нему сойти. Медвежонок только что окончил свой завтрак и свое утреннее скатыванье шариком с горы, и от него воняло еще больше, чем накануне. Опять Мики старался всеми правдами и неправдами привлечь его к себе, но Нива, по-видимому, бесповоротно решил остаться при своем отвратительном вонючем блаженстве. И в это утро более, чем обыкновенно, он был обеспокоен необходимостью как можно скорее вернуться к своему оленю. Весь день вчера ему пришлось отгонять от своего лакомства ворон, а сегодня они, как нарочно, слетелись в двойном количестве, чтобы ограбить его. Похрюкав и повизжав о чем-то Мики, он напился поскорее из ручья воды и торопливо побежал обратно.

В это утро, возвращаясь к себе, он увидел, что весь костяк был буквально черен от насевших на него ворон. Орда этих могильщиков целым облаком слетела вниз, и все они старались прицепиться к падали, дрались между собою и хлопали крыльями, точно все до одной сошли с ума. Другое облако летало в воздухе уже наготове; каждый куст, каждое дерево, росшее вблизи костяка, согнулось под их тяжестью, и их черное с отливом оперение блистало на солнце так, точно все они только что вышли из-под рук эмалировщика. Нива остановился в изумлении. Он не испугался; уже много раз он прогонял этих трусливых нахалов. Но он никогда в жизни не видел такого их громадного количества. Пожалуй, от его запасов не останется и следа. Даже земля под ними казалась вся черной.

Он бросился на них из-за камней, оскалив зубы, как делал это уже не раз. Последовало величественное хлопанье крыльями. В воздухе от них сразу же потемнело, и воронье карканье, раздавшееся вслед за этим, вероятно, было слышно за целую милю в окружности. Но на этот раз вся эта орда не улетела обратно к лесу. Благодаря своему количеству вороны осмелели. Вкус оленьего мяса и запах от него, еще стоявший у них в клювах, возбуждали в них аппетит до сумасшествия. Нива был поражен. Над ним, позади него и со всех сторон вокруг него летали и описывали спирали вороны, каркали и вопили на него, а те, которые были похрабрее, подлетали к нему настолько близко, что задевали его крыльями. Их угрожающее облако становилось все гуще и гуще, а затем все они, как лавина, вдруг опустились на землю. Они снова принялись за оленя. Нива был почти смят ими. Он почувствовал себя погребенным под массой их крыльев и тел и стал из-под них освобождаться. Со всех сторон на него посыпались удары клювами, от которых летела с него клочьями шерсть; другие долбили его чуть не в самые глаза. Он почувствовал, как они стали отрывать от его головы уши, и не прошло и нескольких секунд, как из его носа уже ручьями текла кровь. У него захватило дыхание; он уже ничего перед собой не видел и, полный недоумения, он в каждой точке своего тела чувствовал невыносимую боль. Об останках оленя он уже забыл. Единственное, чего он теперь больше всего желал, – это поскорее выбраться на открытое пространство, чтобы как-нибудь убежать от врагов.

Пустив в ход все свои силы, он бросился со всех ног бежать и наконец выбился из этой сплошной массы окружавших его живых тел. Увидев, что не удалось с ним справиться, многие из воронов оставили его в покое и полетели к добыче. Тем временем он добежал до половины пути к тому месту, куда скрылась волчица, и уже все вороны, кроме одного, бросили его и занялись своим делом. Этот один, точно рак клешней, вцепился ему клювом в короткий хвост и висел на нем, точно мертвый, все время, пока он бежал без оглядки и вскочил наконец в кусты. Тогда ворон взлетел на воздух и присоединился к своим собратьям, которые уничтожали последние останки оленя.

Теперь уж и самому Ниве хотелось, чтобы около него был Мики. Его взгляд на вещи опять переменился. Теперь он был изранен во всех местах. Вся кожа на нем горела, точно в огне. Даже подошвы на ногах испытывали боль, когда он ступал на них, и целых полчаса он пролежал под кустом, зализывая свои раны и принюхиваясь к воздуху, не идет ли к нему Мики.

Затем он сошел к ручью и оттуда обследовал всю ту дорожку, по которой оба они обыкновенно ходили взад и вперед. Но напрасно он старался отыскать своего товарища. Он хрюкал и взвизгивал и пытался уловить в воздухе его запах. Он опять побежал к ручью и опять вернулся обратно. Теперь останки оленя его больше уже не интересовали.

Мики исчез неизвестно куда.

Еще за целую четверть мили Мики слышал вороний крик. Но он вовсе не был расположен возвращаться назад, даже и в том случае, если бы догадался, что Ниве нужна была его помощь. После долгого поста он был голоден и в ту минуту имел определенное решение. Он рассчитывал напасть на след чего-нибудь съестного, как бы мало и ничтожно это съестное ни было, но добрая миля отделяла его от того места, где он мог бы найти хотя бы даже рака. Он дошел до того места, поймал рака и съел его прямо с кожурой. Это, по крайней мере, хоть уничтожило у него во рту противный вкус.

Судьбе угодно было послать ему в этот день еще один случай, который он не забывал потом всю свою жизнь. Теперь, когда он был один, воспоминание о хозяине уже не было у него так расплывчато, как вчера и в предыдущие дни. По мере того как утро переходило в полдень, в его мозгу еще более живо стали проноситься картины, медленно, но верно перебрасывавшие мостик между теми двумя берегами, которые создала дружба между ним и Нивой. Теперь уж его покинула на некоторое время неудержимая тяга к приключениям. Несколько раз он подумывал, не возвратиться ли и впрямь обратно к Ниве. Только голод гнал его все дальше и дальше. Он поймал еще двух раков. Затем вода в ручье стала глубже и потекла уж медленнее и стала менее прозрачной. Два раза он выгнал старых кроликов, но они от него легко удрали. Один раз он чуть-чуть было не поймал молодого. Часто из-под него с громким шумом крыльев выпархивали куропатки. Он встречал соек, дятлов и много белок. Все бы они могли утолить его голод, если бы только он смог их поймать. А затем судьба сжалилась над ним. Сунув морду в дупло повалившегося дерева, он нашел в нем зайчонка, и притом так удачно, что зайчонку невозможно было оттуда выбежать. Две-три минуты спустя он в первый раз за все эти три дня так вкусно и сытно пообедал.