Леди рискует всем - Бронвин Скотт

– В Бошэме оно у вас было. Нашлось время и для пикника, и для прогулки по ярмарке. – Гриир сделал жест в сторону парка. – Весна проходит мимо, пока вы сидите, как пришпиленная, в темной таверне, срезая шары и обучая меня жульническим приемам.

В ее серых глазах что-то мелькнуло, и взгляд смягчился. Гнев утих. На какой-то миг Грииру показалось, он заметил в них какое-то подобие грусти. Однако тут же исчезло, сменившись чем-то более привычным для той Мерседес, которую он знал.

– Если я так делаю, значит, оно того стоит. Я смогу насладиться следующей весной. Жизнь предоставляет мне не так много возможностей, капитан. Я должна пользоваться ими, не обращая внимания на весну.

– Прошу, больше никакого «капитана». Зовите меня Гриир. Вы называете меня «капитан», только когда злитесь. – Про свою злость Гриир забыл окончательно. Любопытство пересилило недовольство. – О каких возможностях вы говорите, Мерседес?

– О возможности отправиться в поездку с отцом, – просто и сухо ответила она.

Гриир уловил, что ей не нравится, куда повернул разговор. Взаимоотношения Мерседес с отцом оставались щекотливой темой и, честно говоря, Грииру казались несколько странными. Они разительно отличались от отношений его сестер с отцом. Поведение Мерседес и Локхарта походило скорее на отношения партнеров, чем на отношения отца и дочери.

Странно и то, что временами неукротимая Мерседес стремилась непременно быть рядом с отцом, как любой другой ребенок. Все свое детство Гриир провел, ловя, словно драгоценность, каждую кроху внимания со стороны отца, радуясь редким моментам, когда отец выходил из кабинета и брал его с собой кататься верхом. Даже теперь он страстно желал добиться его одобрения. Он бы хотел, чтобы отец гордился его успешной военной карьерой. Когда они пошли рядом, Гриир бросил на Мерседес задумчивый взгляд. Она так красива, так горделива. Он с трудом мог себе представить, что ей присущи те же желания, что и всем остальным. Впрочем, если бы его спросили, он так же, как и она, не признал бы их. Разговор был исчерпан. Мерседес не позволяла ему углубляться. Оставалось взять ее под руку и сменить тему.

– Я не говорил вам, что вы очень похожи на моего непосредственного командира полковника Дональда Франклина? Мы между собой придумали ему прозвище.

Мерседес удостоила его милостивой улыбкой, которую обычно приберегают для шкодливых шестилетних ребятишек.

– И какое же? Уверена, вы ждете, чтобы я спросила вас об этом.

– Донни-задачник, а иногда мистер Непогрешимость.

– Уверена, вы хотите рассказать, что он такого сделал, чтобы заслужить эти милые прозвища.

– Для него не существовало мелочей. Пуговицы, сапоги, эфесы, если они не были начищены до блеска, с ним делался припадок, как при плохом исполнении маневра.

– Мелочи тоже важны, – запальчиво возразила Мерседес, принимая сторону полковника. Гриир знал, что она так сделает. Просто из упрямства. Он понимал ее. Лучше казаться упрямым, чем беззащитным. – Кроме того, под его началом вы остались в живых, не так ли? Значит, его уроки не прошли даром.

Гриир уловил тонкий намек. Она могла вернуть его к жизни. Вдохнуть искру, которой ей не хватало. Для этого нужно просто слушаться ее. Тем не менее, чтобы продолжить разговор, ему пришлось ответить.

– Пуговицы и сапоги не могут убить вас.

– Я не согласна. Пуговицы, сапоги, маневры – часть необходимой дисциплины. Честно говоря, одно из первых, что я заметила, – прекрасное состояние вашего мундира. Он много рассказал мне о том, что вы за человек.

– Так что я за человек? – Гриир получал истинное удовольствие. Ему ужасно нравилось, когда они вот так вдвоем шли и разговаривали, обмениваясь догадками, которые воспитанные светские люди сочли бы слишком откровенными между мужчиной и женщиной.

– Мужчина, на которого можно положиться. Способен соблюдать заданные правила. – Она бросила на него уклончивый взгляд. – В тот вечер в Брайтоне полковник Франклин не заставлял вас чистить пуговицы, но тем не менее они были начищены. Вы можете сколько угодно ругать правила, но будете следовать им.

Гриир издал недовольное ворчание. Он был не уверен в том, что ее выводы можно считать лестными.

– Вы изобразили меня какой-то тряпкой, как будто я не способен мыслить самостоятельно.

– Совсем нет. Я ни минуты не считала вас слабаком. Следование правилам делает вас человеком дисциплинированным, надежным. Я нахожу это качество очень привлекательным. – Мерседес улыбнулась. Такая улыбка предназначалась для темноты спальни, но никак не для яркого послеполуденного солнца в городском парке.

Теперь она открыто кокетничала с ним. Впервые после Бошэма. Гриир почувствовал возбуждение. Понимала ли она, какой фитиль поджигает? Гриир ни когда в жизни не встречал столь загадочной женщины. Все в ней манило его, тело, ум. Сама природа ее чувственности была словно заманчивое, но опасное приглашение, а ум поражал интуитивным знанием человеческой натуры. Понять ее до конца стало бы головокружительной наградой. Гриир не верил в то, что кому-нибудь удалось ее завоевать, тем не менее был уверен: многие мужчины уже успели потерпеть неудачу, пытаясь ее заслужить.

– Цирцея, – тихо сказал он, решив принять все как есть. Если Мерседес хотелось играть в эту игру, кто ей запретит? Гриир не сомневался в своих способностях. Возможно, именно ему удастся выиграть приз.

– Прошу прощения.

– Вы, – пробормотал Гриир. – Вы Цирцея – сирена из гомеровской Одиссеи.

Мерседес тряхнула головой. Маленькие бриллианты в ее ушах сверкнули, дополнив соблазнительное движение, приковывавшее взгляд к лицу.

– Скажите, Цирцея играла в бильярд?

Гриир засмеялся.

– Она была, цитируя Гомера, «прекраснейшей из бессмертных». Заманивала мужчин, но, когда они влюблялись в нее, Цирцея превращала их в животных.

Мерседес вскинула голову вбок, наградив его смутным задумчивым взглядом.

– Значит, вы полагаете, я имею привычку опускать мужчин до уровня их низменных инстинктов? Мне кажется, мужчины сами с этим прекрасно справляются.

– Мерседес, я просто думаю, вы точно знаете, как повлиять на мужчину.

Они подошли к старому раскидистому дубу, который скрыл их от прочих посетителей парка. На большую интимность рассчитывать не приходилось. Теперь игра становилась опасной. Как далеко он посмеет зайти? Как далеко позволит ему зайти она?

– А Цирцея? Она понимала, что будет с мужчинами, которых она заманивала? Или это было своего рода проклятием? Я должна сознаться, что не слишком преуспела в изучении классики в школе.

Гриир мог себе представить. Мерседес относилась к числу практических натур. Классическая литература не могла привлечь ее внимание, если не рассказывала о том, как превратить металл в золото.

– А что вам хорошо давалось?

В ее глазах мелькнуло озорство.