Виновато море - Люси Кларк

Финн осознал очевидное с той же ясностью, что и тогда: он влюблен в Миа.

«Халеакала» по-гавайски означает «дом солнца». На горизонте забрезжил рассвет, озаряя розовыми лучиками небо и подкрашивая серебристой краской брюшки облаков.

– Господи! – воскликнула Миа, подаваясь вперед.

Из-за кратера начало выползать ослепительно красное солнце – величественное божество во всей своей восхитительной красе. Свет восхода залил лунный ландшафт, окрашивая все вокруг густым глиняно-красным цветом. Уже стали видны высоченные шлаковые конусы и кратерная впадина, создававшие потустороннее впечатление, сравнимое лишь с фотографиями луны. Через несколько минут солнце, подобно улыбке, полностью расцвело за вулканом, и они почувствовали его первое ласковое тепло на своих лицах.

Это было неземное зрелище – одно из многочисленных чудес, которыми им еще предстояло насладиться вместе во время путешествия. Финн размышлял о тех неделях и месяцах, которые он час за часом будет проводить в обществе Миа, и это представлялось ему неким изощренным истязанием. Он будет лежать рядом с Миа и прислушиваться, как ее дыхание, замедляясь, переходит в сон, но не будет иметь возможности обнять ее; будет ужинать с ней на закате, но окажется не вправе коснуться ее руки; будет выслушивать все, что ее тревожит, но не сможет поделиться с ней тем единственным, что не дает ему покоя.

Путешествовать бок о бок долгие месяцы в такой близости казалось невозможным и даже лицемерным. У него возникло ощущение, что его невольно подталкивают к принятию безальтернативного решения: признаться ей.

Миа скинула туристические ботинки и принялась стягивать мокрые носки, обнажая розовые опухшие ноги. Облепившая голени пыль заканчивалась ровно там, где начинались носки. Солнце чуть прихватило ей плечи, нос и скулы, и она с блаженством зашла под прохладный душ, ощущая, как вода ласкает кожу.

Они остановились в «Пайнэпл» – дешевой молодежной гостинице на северном побережье Мауи. Миа нравились радужные цвета ее номеров и овощная грядка в саду. Возможно, она еще как-нибудь вечерком полежит в гамаке или посидит с книжкой в тени пальмы. Но сейчас ее голова была занята не этим, поскольку еще в походе она решила, что сегодня отправится к Мику.

Она провела дезодорантом по подмышкам и заплела волосы в одну ровную косу, поблескивавшую, точно лакрица. Надев свежую футболку с шортами, подхватила свою сумочку.

Финн готовил на общей кухне пасту и болтал с группой только что прибывших в гостиницу виндсерферов.

– Извини, – прервала Миа, положив руку ему на плечо. – Я собираюсь к Мику.

– Сейчас?

– Да.

– Прошу прощения, – сказал Финн своим собеседникам и вышел за ней из кухни. – Погоди, Миа. Ты это точно? Я мог бы пойти с тобой.

– Нет, я хочу одна.

Он понимающе кивнул:

– Ты знаешь, куда идти?

– Хозяин гостиницы сказал, это в десяти минутах ходьбы.

– Скоро стемнеет.

– Вернусь на такси.

Финн потер подбородок:

– Что ж – надеюсь, все будет хорошо.

Она вышла тут же, чтобы не было времени передумать. Прошлась по городишку Паиа, диковинному местечку, усеянному лавками с натуральными продуктами, вегетарианскими кафешками, магазинчиками для виндсерферов и бутиками с пляжными принадлежностями. Городок окружали поля сахарного тростника, распространявшие в воздухе нежный запах. Все зеленело и цвело пышным цветом, и ей казалось, будто она вышла на улицу после неожиданно хлынувшего ливня.

На тропинке из-за поворота появились два мальчугана – с влажными волосами, босые, с досками для серфинга под мышкой. Вместо того чтобы свернуть на улицу, шедшую прямо к дому Мика, Миа двинулась по тропинке, которая сквозь пальмы и папайю привела ее на широкий пляж.

Воздух благоухал, пропитанный цветочным ароматом. Сбросив шлепанцы, она пошла по теплому песку, который приобрел розовый оттенок вечернего солнца. Икры и бедра слегка побаливали после пешего похода, и, отыскав песчаную дюну, она опустилась на нее.

Волны накатывали ровными линиями, точно армейские шеренги. Миа стала наблюдать, как каждая из них, грациозно поднявшись до своего максимума, мощно обрушивалась с брызгами и грохотом, досылая белую пену до самого берега.

Позади грозных волн ее внимание привлек одинокий серфер. Он отчаянно греб по набухающему под ним океану, который затем внезапно выбросил его на самый верх водяной горы. Там он поднялся на ноги и ринулся вниз по стеклянной поверхности волны. Он сделал два лихих поворота, подняв ребром доски пенный гребень, и выскочил наверх за мгновение до того, как вал с рокотом и пеной рухнул вниз. Миа вдруг осознала, что наблюдает за ним, затаив дыхание.

Она вынула из сумочки дневник и положила его на колени. Четыре строчки отцовского адреса были написаны на клочке бумаги, который она сунула в середину разворота, где начала записывать краткие заметки и вопросы.

С помощью письма Миа систематизировала свои мысли: видя, как слова обретают на бумаге физическую форму, она узнавала проступающие в них очертания ощущений или эмоций, которые могла осмыслить незаметно для всех. В разговоре все казалось сложнее. Ее восхищало, как Кейти могла запросто, плюхнувшись в кресло и подперев щеки руками, озвучить все свои горести. Советовали ей что-то Миа с мамой или нет, было очевидно, что привести свои мысли в порядок Кейти помогало именно то, как она облекала свои беды в словесную форму – примерно так же, как морозный воздух прочищает пазухи, – и после этого ей неизменно становилось легче.

Сейчас, глядя на разворот тетради, Миа поняла, что из всех записей наиболее важными были два вопроса, и она обвела их в кружок. С первым все выглядело просто: «Кто такой Мик?»

Ей были известны основные моменты: когда он познакомился с матерью, ему было двадцать восемь – на семь лет больше, чем ей. Четыре месяца спустя они поженились и купили небольшой дом в Северном Лондоне, где родились Кейти и Миа. Мик работал в музыкальной индустрии и за свою карьеру создал три независимые фирмы: две первые прогорели, а третью он продал перед отъездом на Мауи. Мама неохотно вдавалась в подробности этой темы, отказываясь говорить о том, кто практически не занимался воспитанием своих дочерей. В редких случаях она отзывалась о нем как о человеке, не лишенном обаяния и весьма изобретательном в плане бизнеса, но в то же время чрезвычайно эгоистичном и напрочь игнорировавшем свои отцовские обязанности.

Второй обведенный кружком вопрос казался сложнее. Еще будучи ребенком, она ощущала, насколько они с Кейти разные. Преподаватели хвалили Кейти за позитивное отношение к труду и за ее авторитет среди школьных друзей и жаловались на плохое поведение Миа и ее недостаточное прилежание в учебе. Именно Кейти всегда являлась тем, на кого следовало равняться Миа, а не наоборот.

Разница, которую они сами осознавали между собой, была намного больше той, что виделась со стороны. Миа порой даже удивлялась, не явилось ли их различие следствием того странного совпадения, что их рождение пришлось на один и тот же день – 11 июня, лишь с разницей в три года. В год, когда Миа исполнялось двенадцать, а Кейти пятнадцать, Миа попросила устроить барбекю на пляже, а Кейти, которая на тот момент заканчивала среднюю школу, мечтала о вечеринке. В качестве компромисса мама предложила устроить вечеринку на берегу моря.