Люблинский штукарь - Исаак Башевис Зингер

В Варшаве у Эмилии были дальние родственники. Они имели обыкновение являться незваными. Яше уже случалось ретироваться по черной лестнице… Он вслушивался и пытался оценить положение. Для осуществления задуманного понадобится не меньше пятнадцати тысяч. Достать их можно только одним способом. Но готов ли он к этому? Пойдет ли на такое? Общение со многими женщинами сделало из него человека, живущего минутой, целиком руководимого импульсами и порывами. Он строил планы, но все оставалось нерешенным. Он говорил о любви, но не отдавал себе отчета, что под этим понимает и что понимают под этим другие. Свою расположенность к греху Яша относил за счет провидения. Некие силы руководили им даже на выступлениях. Мог ли он рассчитывать, что Господь станет покровительствовать ему в воровстве и вероотступничестве?.. Он вслушивался и в звуки фортепиано, и в себя самого. Перед каждым поступком в нем словно бы начинал звучать голос, говоривший без обиняков, сурово указующий, не упускающий никаких мелочей. На этот раз, однако, Яша словно бы выжидал. Чему-то еще суждено было произойти, что-то должно было измениться. Он как-то составил список банков и адресов богатых людей, державших деньги в сейфах, но покамест не остановился ни на одном из вариантов. Хотя он где-то уже принял на себя ответственность за нечестивое деяние и обязался вернуть все с процентами, когда сделает карьеру за границей, но пока что от окончательной сделки с совестью он был далек. Оставались страх, отвращение и презрение к себе. Он происходил от порядочных людей. Деды Яши славились честностью. Прадедушка в свое время ехал за каким-то купцом до самого Ленчна, чтобы вернуть забытый гривенник…

Дверь распахнулась, и появилась Галина: светловолосая, рослая для своих четырнадцати лет, с белокурыми косами, светло-голубыми глазами, прямым носиком, полными губами и прозрачной белой кожей, присущей особам анемичным и слабогрудым. За время его отсутствия девочка вытянулась и как будто даже стеснялась этого. Она глядела на Яшу с радостью и в то же время в каком-то замешательстве. Галина пошла в отца, у нее была голова ученого. Ей не терпелось все постичь: каждый Яшин фокус, каждое слово, сказанное им в ее присутствии. Она много читала, собирала насекомых, умела играть в шахматы, писала стихи. Взялась уже и за итальянский… Какое-то мгновение Галина стояла в нерешительности и вдруг по-детски кинулась к нему в объятия:

— Дядя Яша!

Она поцеловала его и позволила поцеловать себя.

И сразу засыпала вопросами. Когда приехал? Неужели и на этот раз в тарантасе? Видел ли в лесу диких зверей? А разбойников? Как поживает обезьянка? А ворона? А попугай? А павлины в Люблине, которые во дворе? А змея с черепахой? Правда ли, что он сделает сальто на проволоке, как написано в газете? Разве такое возможно? Скучал ли он по ним?.. Она казалась почти взрослой, но болтала как ребенок. Правда, была в этом и какая-то ненатуральность, какая-то нарочитость.

— Ты вымахала, как деревце!

— Все только и говорят про мой рост! — ответила она, по-детски досадуя. — Словно я виновата… Я сплю и чувствую, как расту. Какой-то чертик тянет меня за ноги. А я вовсе не желаю вырастать. Хочу оставаться маленькой. Как мне быть, дядя Яша? Есть гимнастика, чтоб остаться маленькой? Скажите!

И она поцеловала его в лоб.

«Столько любви! Столько любви!» — подумал Яша.

— Есть способ!

— Какой?

— Посадим тебя в часовой футляр, закроем дверки, и ты не сможешь вырасти больше футляра.

Галина сразу развеселилась.

— Господи! На все у него ответ! До чего же быстро человек соображает! Даже думать ему не надо! Я и за две тыщи лет не найду нужного слова. Как работает ваш ум, дядя Яша?

— А ты подними крышку и загляни! Как часовой механизм.

— Опять вы про часы? Сколько можно о них говорить? Может, вы придумали трюк с часами? Читали «Курьер»? Вы знаменитый! Вся Варшава ахает. Где вы так долго пропадали? Я болела и каждую минуту спрашивала про вас. Вы мне даже снились. Мама накричала за то, что я все время про вас расспрашиваю. Она ужасно ревнивая! — сказала Галина и вдруг смутилась. Щеки ее порозовели. Как раз вошла Эмилия.

— Ну, твой дядя Яша снова тут. Не могу вам даже сказать, сколько раз она про вас спрашивала.

— Не говори ему, мама, не говори. А то заважничает. Ему кажется, что, если он знаменитый артист, а мы малюсенькие людишки, можно перед нами задаваться. Господь Бог куда могущественней… Он знает фокусы почище…

Эмилия вмиг посерьезнела.

— Будь добра, не произноси имени Господа напрасно и по-пустому. Это не тема для шуток.

— Я не шучу, мама.

— Упоминание Бога в дурацкой болтовне — последняя мода.

Галина на мгновение задумалась.

— Мама, я страшно голодна.

— Так уж страшно?

— Если я что-нибудь не съем через десять минут, я умру…

— Слышите, что девочка болтает? Словно шестилетний ребенок. Скажи Ядвиге, что ты хочешь есть.

— А ты, мама, разве не голодна?

— Я не бываю голодна между одной едой и другой.

— Но ты же, мама, ничего не ешь. Выпьешь стакан какао, и это весь твой завтрак. А вы, дядечка?

— Я съел бы слона.

— Тогда давайте съедим его вместе…

7

Яша с Эмилией и Галиной поглощали второй завтрак — принесенные Яшей вкусные вещи: семгу, сардины, швейцарский сыр. Ядвига внесла кофе со сливками. Галина ела, похваливая и смакуя каждый кусочек.

— Ой, до чего же вкусно! — Свежие булочки хрустели у нес на зубах.

Эмилия, как и подобает воспитанной даме, ела неспешно. Сам же Яша внезапно проголодался. Ему нравились эти легкие завтраки с Эмилией и Галиной. С Эстер было не о чем поговорить. Кроме домашнего хозяйства и белошвейного дела, она ничего не знала. А тут беседа текла сама собой. Заговорили о гипнотизме. Эмилия всякий раз просила Яшу при Галине разговоров на этот предмет не заводить, однако это было невозможно. Все газеты писали о нем как о гипнотизере. Галина же была слишком сообразительна и любопытна, чтобы от нее можно было так просто отделаться. К тому же она читала взрослые книги. Профессор Храбоцкий оставил большую библиотеку. Его университетские коллеги и давние ученики посылали Эмилии книги и статьи из научных журналов. Галина всё просматривала. Она слыхала о Месмере и его работах. Где-то прочла про Шарко и Жанэ. Газеты писали о гипнотизере Фельдмане, произведшем фурор в польских салонах. Ему даже позволили демонстрировать свое искусство в больницах и частных клиниках. В сотый раз Галина задавала одни и те же вопросы: как может человек навязать другому свою волю? Как можно усыпить взглядом? Как можно заставить кого-то дрожать от холода в жару или в жарко натопленной комнате?

— Я не знаю, — ответил Яша. — И это правда.

— Но вы же умеете?

— Разве паук знает, как он плетет паутину?