Загадка сапфирового креста - Анна Устинова

— А я ещё не концентрировался, — на полном серьезе пояснил Герасим.

— Тогда концентрируйся на меня, — велел Луна. — Я тебя, Муму, не боюсь.

— Почему? — немного обиделся тот.

— Ну, если у тебя и есть способности к гипнозу, то все равно ты ещё начинающий, — весело отозвался Павел. — На Арчибальда, может, твоей энергетики хватит, а я чересчур большой. Но все равно для тебя я сейчас Арчибальд. Концентрируйся. И вспомни, что ты при этом делал.

Герасим закрыл глаза. Лицо его приняло крайне напряженное выражение. Словно не он кого-то пытался гипнотизировать, а сам, повинуясь чьей-то злой воле, впал в транс.

— Ну! — минуту спустя ребята не выдержали. — Сообразил?

— Да, — глухо изрек Герасим. — Я сидел на корточках. И больше ничего.

— А потом? — допытывался Луна.

— Потом я отобрал косточку.

— А потом? — не отставал Павел.

— Поднялся с корточек.

— А после того, как поднялся? — Луна решил во что бы то ни стало довести следственный эксперимент до конца.

— Потом я топнул ногой.

— Ну вот! — радостно воскликнул Павел. — Докопались. Можешь вечером проверить. Если топнешь ногой и Арчибальд после этого тяпнет твоего предка, значит, отныне он у тебя загипнотизирован.

— А если он на этот раз укусит меня? — Герасиму совсем не хотелось жертвовать собой.

— Исключено, — с уверенностью возразил Павел. — Если он загипнотизирован, то будет всегда кусать одного и того же.

— А раскодировать его можно? — с надеждой осведомился Герасим.

— Можно, — кивнул Луна.

В этот момент опять раздался звонок.

— Эх, — с досадою произнес Луна. — Ты, Герасим, со своим Арчибальдом меня совсем задолбал. Вы ведь самого главного так и не знаете. Ладно, на следующей перемене.

Всю физику друзья изнывали от неизвестности. Что же такого важного и интересного мог вычитать луна в книге Цветикова? Муму тоже изнывал, но совершенно от другого. Ему не терпелось узнать, каким образом можно раскодировать Арчибальда. По этому поводу Герасим даже отправил Павлу записку с вопросом: нельзя ли справиться с Арчибальдом прямо сейчас? Ну, к примеру, послать ему какой-нибудь сигнал на расстоянии. Луна уже передавал ответ, когда их засек бдительный физик Виктор Антонович, от которого, несмотря на его сильнейшую близорукость, никогда ничего не укрывалось. К этому следует добавить, что у Виктора Антоновича была собственная, и весьма нестандартная, педагогическая методика. Он никогда не повышал голоса, а тем более не выговаривал ученикам, если они отвлекались на его уроках. Он попросту немедленно вызывал провинившегося к доске и принимался с самым любезным видом гонять того по очередной теме до тех пор, пока не загонял в тупик. Впрочем, обычно подобное занимало у Виктора Антоновича не столь уж много времени. Кончались подобные вызовы к доске весьма банально. А именно — двойкой, но несчастному, правда, предоставлялась возможность исправить её в течение ближайшей недели. Для этого нужно было выдержать ещё один очень пристрастный опрос. Поэтому чаще всего исправление оценки затягивалось на пару недель, а то и на месяц. Зато у вышедшего из переделки ученика если и не навсегда, то надолго отбивало охоту заниматься на физике посторонними делами. Вот почему у Виктора Антоновича царила железная дисциплина.

Герасима он поймал, когда тот тянулся за запиской Луны.

— Каменев! — с очаровательной улыбкой воскликнул маленький, щуплый Виктор Антонович. И, легонько пригладив рукой остатки былой шевелюры, обратился к классу: — Что мне, ребята, нравится в Каменеве?

Класс молчал. Каменев тоже.

— Что мне в нем нравится, — повторил физик, — так это упорство и достойный моего искреннего восхищения полемический задор. Как вы, наверное, помните, мы с ним уже дважды за минувший месяц вели содержательные научные дискуссии.

У Каменного Муму екнуло сердце. Первую «научную дискуссию», если это можно так назвать, они вели с Виктором Антоновичем в период первого расследования Команды отчаянных. Ту двойку Герасиму удалось исправить на редкость быстро. Однако вскоре зловредный физик вызвал его ещё раз. Последствия «новой дискуссии» удалось ликвидировать лишь на прошлой неделе.

«Господи! Неужели опять?» — с тоскою подумал Муму.

— Похвально, очень похвально, — тем временем продолжал физик. — Давай, Каменев, к доске. Докажи свою точку зрения. В чем ты со мной не согласен?

Герасим, вздохнув, двинулся по проходу между партами. Спорить с Виктором Антоновичем было совершенно бесполезно. Но самое ужасное заключалось для Муму в другом: целиком занятый тяжелыми раздумьями о невольно закодированном Арчибальде, а также о том, что, если свирепого карликового пинчера не раскодировать, жизнь их семьи, и без того довольно напряженная, превратится в сущий ад, Муму совершенно не слушал физика. И понятия не имел, о чем тот сегодня рассказывал.

— Молодец, Каменев, — физик чуть ли не с распростертыми объятиями встретил его возле доски.

Герасим вымученно улыбнулся и кинул беспомощный взгляд в сторону, где сидели Марго и Варя.

— Ну, Каменев, начнем! — бодро воскликнул Виктор Антонович. — Прежде всего давай с тобой вместе вспомним, о чем сегодня шла речь.

«Влип, — пронеслось в голове у Герасима. — И притом по самые уши». Он вновь посмотрел на Марго и Варю. В его глазах было столько мольбы, что Варя, даже прекрасно зная нрав физика, решила рискнуть. Выждав момент, когда Виктор Антонович отвернулся к окну, Варя сильно надув щеки, тихо произнесла: «Пуф-ф! Пуф-ф! «, а затем изобразила руками в воздухе какие-то полукружья.

Герасим, естественно, ничего не понял. «Что за пуф-ф, пуф-ф? — пытался сообразить он. — Вообще это больше всего напоминает стрельбу, но тогда при чем тут физика? Может, мы сегодня изучали скорость полета пули?»

Тут Герасим смутно припомнил, что до того, как произошла катастрофа с запиской, Виктор Антонович вроде бы то ли писал, то ли рисовал на доске. Герасим осторожно повернулся. Часть доски занимал огромный рисунок чайника, а оставшееся пространство было испещрено какими-то формулами.

«Час от часу не легче, — продолжал размышлять Муму. — Значит, стрельба отпадает. Но при чем тут чайник?»

Он вновь посмотрел на девочек. Теперь уже не только Варвара, но и Марго усиленно раздували щеки и выделывали руками волнообразные движения. Поймав взгляд Муму, Варвара вдруг широко разинула рот и зашипела, как разъяренная кобра.

— Ну, Каменев, собрался с мыслями? — спросил физик. — Значит, как я тебе уже советовал, хорошо бы начать наш научный спор с изложения сегодняшней темы. Я, конечно, понимаю: тебе, Каменев, это совершенно не интересно. Ведь мы с тобой все давно знаем. Зато классу будет несомненная польза. Как говорится, повторенье — мать ученья. Ребята послушают и запомнят.

«Вот садюга! — пронеслось в голове у Герасима. — Ну, поставил бы просто двойку, как другие нормальные учителя. Так ведь нет. Этому главное поиздеваться! «Вся гамма чувств, переполняющих Муму, отразилась на его худом скуластом лице. Будто придавленный тяжким грузом, он сильно ссутулился, и его тощее тело на длинных ногах сейчас напоминало вопросительный знак. Однако физик словно бы ничего не видел. Одарив Герасима очередной лучезарной улыбкой, он с таким видом потер маленькие сухие ладони, словно предвкушал изысканнейший обед.