...Их бин нервосо! - Дина Рубина

Отлично помню момент, когда спустя несколько минут после убийства Ицхака Рабина, все «русские» кинулись звонить друг другу. И почти у каждого первым вопросом было:

– Кто он, кто?!

– Какой-то парень, израильтянин, – ответила я.

– Кто?! – чуть ли не в истерике задал мой друг тот же вопрос.

– Студент университета.

– Да, но кто он, кто?!!

И я, наконец, поняла вопрос.

– «Йеменит», – сказала я. И мой друг шумно выдохнул в трубку.

– Слава Богу! – произнес он, мягко говоря, бестактно. Но я знала – что он имеет в виду: слава Богу, что не «наш»…

«Наш»… «не наш»… Да что ж мы – только на время погрома одним народом становимся! Помню, во время войны в Персидском заливе воздушная тревога застала меня посреди рынка. Я, согласно инструкции, забежала в одну из лавок. Это был крошечный ресторанчик, «Шепудия», принадлежащий типичному марокканскому еврею. А марокканцы-то именно «русских» на дух не выносят по многим причинам, не место перечислять – каким. Забежала я в ресторанчик, надела противогаз и так, вместе с хозяином и несколькими посетителями отсидела воздушный налет в герметизированной комнатке за кухней.

Когда прозвучал сигнал отбоя, я спрятала противогаз в коробку и собиралась уже идти, но тут хозяин – очень он был живописен в своих золотых цепях на толстой шее и на запястьях – сказал:

– Не спеши, мотэк. Успеешь. Сядь, поешь, чтоб ты была здорова.

Чтоб все мы были здоровы! – крикнул он, воздев руки и потрясая золотыми цепочками. – Весь дом Израиля!

Я была неимущей репатрианткой. Эта «Шепудия» стала моим первым ресторанчиком в Израиле.

Иногда мне кажется, что снижение, и даже осмеяние авторитетов – национальная еврейская черта. У нас поэтому не может быть культа личности в масштабах всенародных. У нас на эту личность в собственной среде всегда отыщется кое-кто поличностнее. Так что, с одной стороны – вечное ожидание Мессии, с другой – непременное сомнение и даже противоборство, когда подворачивается на эту должность очередная кандидатура. История с Иисусом особенно травматична для евреев, потому что она не осталась, как восстание Бар-Кохбы, в лоне еврейской истории, а выплеснулась за ее пределы с далеко идущими последствиями. Здесь, на этой земле, христианство и иудаизм – две ветви одного древа – особенно противостоят друг другу, отталкиваясь друг от друга, друг друга отвергая.

Звонит археолог Алеша Сперанский, человек деликатнейший, улыбчивый, доброжелательный. Рассказывает ласковым тенором о раскопках под Назаретом. Там откопали остатки древней синагоги античных времен, прекрасно сохранился дивной красоты мозаичный пол, на котором изображены знаки зодиака.

Слово за слово, говорим о времени Иисуса, о том – существовала ли в действительности так называемая пасхальная привилегия, о некоторых постулатах христианства, не подтвержденных историческими реалиями. Касаемся изгнания торгующих из Храма.

– Да нет, никаких торгующих в самом Храме, конечно, не было. Но Ирод построил ведь еще базилику – огромную площадь перед Храмом.

Там, конечно, стояли торговые ряды… Вот там он и… и безобразничал… – своим ласковым тенорком говорит Алеша.

Любопытно смотреть телевизионные диспуты на любую тему: здесь не только оппонент яростно противостоит оппоненту, но и ведущий и публика – все при своем особом мнении.

Недели три уже я подрабатываю в местном Доме культуры.

Недавно впервые попала на так называемое «заседание коллектива», где приготовилась по-советски вздремнуть, прикрываясь ковшиком ладони. Какой там вздремнуть! – я оказалась в эпицентре бури. Причем, это заседание коллектива Дома культуры с равным успехом могло быть заседанием комитета партии левых эсеров, заседанием центра Бунда, заседанием Кнессета…

Сцепились: директор – элегантный нестарый человек, лет пятнадцать назад приехавший из Аргентины, и заведующая культурной частью – дама бальзаковского возраста, привезенная в Страну из Испании лет тридцать назад.

Спор, кажется, заключался в том – использовать или не использовать для спортивных занятий музыкальный зал. Или что-нибудь в этом роде, не менее пустяковое. Но эти двое орали друг на друга, стуча по столу кулаками, с искаженными лицами, с вздувшимися на шее жилами…

Я, признаться, испугалась. Не часто мне приходилось присутствовать на таких откровенных и самозабвенных выяснениях отношений. Любопытно, что остальные сотрудники при этом чувствовали себя вполне комфортно: тренер по теннису, улыбаясь, обмахивался тетрадкой, бухгалтер, задрав на соседний стул ноги, подавала реплики как той, так и другой сражающейся стороне, причем, без всякого интереса, из чистого артистизма…

Вот ведь столько уже лет я здесь живу, а все еще отношения между людьми воспринимаю с типично российской обстоятельностью и серьезностью. Я абсолютно была убеждена, что после такой бурной сцены директор либо уволит заведующую культурным сектором, либо, по крайней мере, до конца жизни они не будут здороваться друг с другом…

Оторались…

Две девочки-секретарши принесли тарелки с сыром и творогом, с оливками, с салатами, расставили пластиковые стаканчики, нарезали хлеб… Все оживились, стали с удовольствием наполнять свои тарелки… Взъерошенный директор взял тарелку у дамы, с которой только что смертельно разругался, и спросил грубовато:

– Чего тебе положить, скандалистка?

– Положи сыра, – ответила она нехотя. – Подожди… он двадцатипроцентный? Не надо. Творога и оливок…

А минут через двадцать, когда уже все расходились, перешучиваясь и перебрасываясь репликами, я заметила, как она же, проходя мимо директора, ущипнула его за мягкое место и пропела: «Дудэле ты мой, неплохо, чтоб ты знал…» – строчку из дурацкой песенки…

И я уже не удивляюсь, только усмехаюсь, наткнувшись на объявление, наклеенное на дверях русского культурного центра: «Жарко…» – и номерки телефонов. Кто хочет возразить?

А вечером мне звонит приятель, и, среди прочих новостей, сообщает: объявлена финальная встреча КВН. Сборная Израиля против сборной мира. Встреча, разумеется, проходит на русском языке, потому что в команду Израиля входят одни только русские евреи, а в мировую сборную – русские евреи из Германии, Америки, России, Австралии и Новой Зеландии.

– Я думаю, наши их побьют! – уверенно говорит мой приятель.

1996 г.

Эмиграция, плаванье в океане, все дальше от берега, так что мало по малу покрываешься серебристой чешуей, с залитыми водой легкими; с незаметно выросшими жабрами; эмиграция, превращение в земноводное, которое в состоянии еще двигаться по земле, но уже мечтает о том, как бы скорей окунуться в воду…