Чудачка - Юлия Фирсанова

— Пельмешки-то можно варить? — не дождавшись других пояснений, неуверенно уточнила мама Вера и, получив согласный кивок, занялась полезным делом.

Почему-то у Веры Николаевны не получалось поверить в настоящую опасность, грозившую ей и дочке от цветной воды в кастрюльке. Нет, какой-то частью сознания она принимала странную реальность, но испугаться так, чтобы до паники, как если бы на нее упал кирпич или попыталась задавить машина, все равно не получалось. В мире без магии практичной, умудренной жизнью женщине сложно поверить в реальную магическую опасность, даже имея странную дочку. Сейчас, к примеру, дочка разговаривала с пустым пространством и, кажется, получала от него ответы. Впрочем, даже слепая к магии Вера Анатольевна каким-то шестым или седьмым чувством ощущала незримое присутствие. Может, от дочери нахваталась? Это было все равно как стоящий у тебя за спиной или за дверью гость. Не видишь, почти не слышишь, но что-то выдает чужого рядом. Дыхание ли, тепло тела, биение сердца… Может, и в самом деле матери и дочке пора сходить в гости к Ванечке? Вот только прежде, чем решать, лучше покушать!

Пока мама возилась с пельменями, восстанавливая немудреной готовкой душевное равновесие, Надя перешла в другую комнату и спросила:

— А теперь скажите, чем вы так встревожены, кроме покушений на меня?

— Последовали совету твоему об авансе законнику Дарсену. Показали ему новые воплощения тех, кто родными был, и нынче жалеем… — выпалили Силы очень дружным хором. Мысль эта была общей для всех.

— Подробности расскажите, — попросила девушка.

— Он снова сильно пьет, очень расстроился.

— Так страдает от невозможности быть рядом с теми, кого увидел снова? — нахмурившись, уточнила Надя.

— Не знаем. У него такая каша в голове сейчас… — почти всхлипнули Двадцать и Одна, снова удивительно слаженно.

— Разверните, пожалуйста, экран связи, я хочу с ним поговорить, — попросила Плетущая, и Силы поспешно выполнили ее просьбу, являя изображение. Сами же шмыгнули куда-то в сторону и затаились. Дескать, нас тут нет, отродясь не было и не будет.

Дарсен Виндер сидел в каком-то грязном кабаке. Даже ничего не понимающая в забегаловках такого рода девушка не могла иначе назвать темную, воняющую гнильем, тухлятиной и безнадежностью дыру.

Разумеется, юрист опять топил свои печали в крепком алкоголе. Перед ним стояли глиняная кружка и кувшин с надколотой широкой горловиной. И без того не слишком привлекательный внешне обрюзгший мужчина сейчас был заляпан вином, чем-то жирным и кровью из рассаженной губы. А еще он походил на панду-мутанта. Один подбитый глаз отливал синевой.

Дарсен Виндер, блестящий законник, квасил по-черному и бесконтрольно выплескивал свою боль в пространство. Наде никогда не нравилось общаться с пьяными. От них, чем больше выпьют, тем хуже пахнет. Но сейчас она сама попросила о разговоре и не имела права отказываться от беседы. Если верить словам Сил, а врать эти создания были органически не способны, потому как такими их создал Творец, то все происходящее было следствием необдуманного совета. Ее совета.

— Дарсен, — осторожно позвала Надя, не зная, с чего лучше начать и может ли быть в такой ситуации вообще какое-нибудь «лучше».

— Куколка? Привет! — совершенно трезвым голосом отозвался юрист. — Великие на работу призывают, что ли, опять пауки где-нибудь завелись?

— Нет, они за тебя очень переживают, — тихо ответила Надя.

— Что за меня переживать? Дураков учить надо, жестко учить. Мордой об стол. А лучше по брусчатке повозить — если в башке соображения нет, так пускай через дырку снаружи затечет…

— Все настолько плохо? — испугалась девушка. — Твои родные страдают?

— Мои родные… — Дарсен отхлебнул не из кружки, а прямо из кувшина, снова порезав губу о сколотый край и даже не заметив этого. А потом горько выдохнул: — Они не мои ныне. Они счастливы, куколка! И никогда не вспомнят обо мне. Я им не нужен! Смешно!

Хриплый хохот Виндера бил горькими осколками разлетевшегося вдребезги зеркала.

— Моя хрупкая упрямая Эльмис уже не Эльмис, а везучий, как демон, предводитель хирда морских разбойников, способный развалить меня нынешнего на две половинки одним ударом даже не топора, ножика. А малыш Дильт — многодетная мать в семействе богатого купчика.

— Ой, — только и смогла сказать Надя, прижав ладошку ко рту.

— О да, куколка, только не «ой», а за… — то, что сказал Дарсен дальше, Надя понять не смогла. Скорее всего, с разбитых губ слетала очень грубая брань. — А я…

И снова Виндер выдал что-то непечатное, не предназначенное для перевода. Впрочем, главное Надя уяснила и выпалила то, что пришло в голову:

— Ты жалеешь себя!

— А ты жестока, куколка! — скривил окровавленные губы юрист.

— Ты жалеешь, потому что цель, поставленная в отчаянии из-за боли потерь, оказалась погоней за призраками, — перевела Надя на язык слов не столько для юриста, сколько для себя, пытаясь расшифровать запахи и цвета, мельтешащие вокруг Дарсена. — Ты рвал жилы, собирался свернуть горы, считая, что родные нуждаются в твоей помощи и поддержке. Но узнав, что они по-своему счастливы, страдаешь, поскольку любимые люди не дождались тебя за порогом. Стали жить без тебя. Посмели устроить свою судьбу и изменились. Тебе их не догнать, а значит, бежать некуда и незачем.

— Хватит, куколка. — Ручка кувшина, которую толстяк-юрист сжимал в кулаке, треснула, отвалилась от убогого сосуда с выпивкой и осыпалась мелкой крошкой.

— Прости, — сразу смолкла и потупилась Надя. — Я… Я не хотела говорить тебе все это, оно как-то само сказалось, когда смотрела на грязно-душные сполохи. Болотный, лиловый, тина и сероводород… Ты обычно слегка горчил, как корочка свежего лимона, а сегодня воняешь.

— М-да, не духи от Лаберка, — машинально нюхнув свой рукав, согласился Дарсен.

— Я не о запахе тела, — покачала головой Надя. — Я по-другому чувствую. Не важно. Пей, если считаешь нужным, а потом давай снова решать задачки Сил.

— А зачем мне теперь это надо, куколка? — оскалился юрист. — Для чего?

— Для чего? — пожала плечами девушка и снова откровенно призналась: — Не знаю. Я не знаю, для чего тебе. Мне просто интересно и радостно, когда в жизни есть кусочек чуда. Ты слишком привык к чудесам рядом и радости от этого не испытываешь. Но ты можешь попросить зарплату или еще что-то из обычных человеческих хотений. Все лучше, чем пить и жалеть себя, спуская в унитаз дни.

— Ах да, я и забыл, куколка, ты из Служителей. Такие, как ты, всегда с большим прибабахом, — зло прокомментировал пьяный Дарсен, желая как-то уязвить девушку, которая бесцеремонно копалась в его душевной ране. И наковыряла столько всего, что он сам себе стал еще противнее, чем был.

— Я знаю, — слабо улыбнулась Надя, а затем прибавила: — Мне это нравится. Лучше быть чудачкой, как я, чем такими, как многие рядом. Им скучно жить, они не видят яркие краски мира вокруг.