Чем черт не шутит - Марина Серова

— Хозяйственный, — добавила я к предыдущим похвалам, ставя допитую чашку. — А я вот не люблю готовить.

— У тебя масса других достоинств.

— Например, лопать все, что под руку попадется.

Виктор шутливо отшатнулся.

— От такой нервной жизни любой бы проголодался, — сочла нужным поправиться я.

— У меня тебе ничто не грозит.

Виктор расправил нехилые плечики и воинственно посмотрел по сторонам. Я рассмеялась. Неужели и приставания мне тоже не грозят? Порядочный. Спать, наверное, собрался на диванчике. Взяла бы процесс в свои руки, да совесть не позволяет. Я вспомнила о Наташке и нахмурилась.

Виктор думал о чем-то своем, тоже нахмурившись. Мы посмотрели друг на друга и фыркнули.

— Дожили. Тебя уже общество хорошенькой женщины не радует. — Я насмешливо покачала головой.

— А тебя сытный ужин, — парировал Штирлиц. — Признавайся, по какому поводу загрустила?

— Нет. Сначала ты.

— Что я?

— Такой мужчина, как ты, понапрасну брови не сдвинет. Или ты хотел испугать бедную усталую девушку?

— Ладно, — Виктор стал очень серьезным. — Может, зря я…

Он снова задумался.

— Говори, не мучай, — подтолкнула я.

— Татьяна, ты помнишь любовницу шефа?

— Естественно. — Хотя меня и стукнули по голове, но для того, чтобы я потеряла память, меня надо бить чаще, сильнее и дольше. Точнее, бить не надо, можно и по-хорошему договориться.

— Где-то я ее видел.

Я вздрогнула и подозрительно уставилась на Штирлица.

— Ты посещаешь бордели?

— Ну что ты!

— Ага, значит, пили вместе на вечеринке?

— Нет, подожди…

— Она тормознула твою машину и попросила довезти до дома?

— Татьяна!

Я обиженно надула губы.

— Вот, пытаешься тебе помочь вспомнить, а ты сердишься, кричишь…

— Танечка, — Виктор стал оправдываться. — Я не собирался повышать голос. Да встречался ли я с ней вообще?

— Может, она была на каком-нибудь фото?

Виктор смотрел с минуту на меня без всякого выражения, потом вскочил и бросился в спальню. Произведя там погром, что я определила по шуму, он вернулся, неся какую-то коробку.

— Ты — ясновидящая. Ты — чудо. Ты…

— Знаю, знаю. Откуда весь этот хлам?

— Здесь мои старые фотографии, тетради, документы…

Я не дала ему продолжить, выхватив из кучи одну карточку.

— Какая прелесть!

Маленький мальчик в коротких штанишках и матроске гордо восседал на пони. В его громадных глазах сияла искренняя радость и непоколебимая уверенность в своих силах. Я умиленно вздохнула. Виктор отобрал у меня свою фотку и сунул в руки какой-то журнал.

— Вот что я хотел тебе показать.

Со страницы на меня весело глядел Олег, а рядом с ним — любовница шефа, с невообразимой прической и макияжем, но все же узнаваемая. Внизу красовалась подпись: «Третье место конкурса».

— Матушка моя! И как давно они знакомы?

— Олег подарил мне журнал год назад. Смотри — пятый номер. Олег гордился, он тогда только начинал, а тут такая победа, официальное признание.

— Он выглядит счастливым.

— Девица была его моделью. Я чувствовал, что видел ее где-то раньше. Эта мысль не давала мне покоя.

Я-то, дура, надеялась, что он обо мне думает. Лицемер. Высказать свои соображения я не успела. В дверь позвонили, Виктор, досадливо поморщившись и бросив: «Кого нелегкая…» — пошел открывать.

Вышел он самостоятельно, а вернулся ведомый под руки двумя молодчиками. Третий шел сзади. Поражаюсь я мужчинам. Вечно они надеются на свои силы. Я, прежде чем открыть, спрашиваю: «Кто?» — и долго таращусь в «глазок».

Конвоиры были симпатичные, производили приятное впечатление и совсем не походили на давешних придурков из подъезда. Сухощавые, сильные, но не перекачанные. Никаких тебе спортивных штанов с лампасами, бритых голов, борцовок и резиновых тапочек. Вполне приличные светлые летние рубашечки и сланцы. Славные ребята. Таким не страшно в автобусе передать деньги на талончик. По мелочи они не работают.

— Так-так, — произнес рыжеватый парень, тот, что шел один, — ужинаем. — Он ухмыльнулся и покосился на наши чашки. — Надеюсь, не помешали?

Виктор надулся, покраснел и попытался вырваться. Ему хорошенько саданули по шее, чтобы не рыпался.

— За что вы так? — жалостливо спросила я.

— Ты помолчи, нечего из себя цацу строить. Все мы про тебя знаем. За тобой и пришли.

Я не дала ему договорить, ведь внезапность — великая вещь, и взвилась прямо с дивана, ударила ногой в открытый рот и тут же опять повалилась на диван, обеими ногами захватила щиколотки одного из удерживавших Виктора парней и дернула на себя. Он упал, не успел опомниться, и я врезала ему в пах…

Виктор еще не пришел в себя, и помощи от него ждать не приходилось.

Третий противник выбросил руку, надеясь достать меня, но не тут-то было. Я чуть отклонилась, правой заблокировала удар, скользя, поднырнула под локоть и из согнутого положения правой пяткой нанесла удар в челюсть. Рыжий попытался захватить меня сзади за шею. Я подпрыгнула вверх, и он завалился на спину под моей тяжестью. Легкий хук правой завершил его сопротивление.

На следующем самоубийце я продемонстрировала косые удары ладонью в голову, а при возврате руки — по селезенке. Третий схватил со столика ножик, которым Виктор резал кекс, и полез на меня. С перепугу, что ли? Таким ножом даже кошку не убьешь с одного удара. Я все разыграла как по нотам. Одной ногой по руке с ножом, полуоборот, и другой в область диафрагмы. Силы я не рассчитала. Хорошо еще, сзади него была открытая балконная дверь, и он вылетел со второго этажа без особого материального ущерба для хозяина дома. Ничего, насколько я успела заметить, внизу газончик с бархатцами и резедой. Отлежится на сырой травке — придет в себя.

Виктор к этому времени выкинул одного из оставшихся за свою надежную бронированную дверь.

Рыжеватый оказался на расстоянии вытянутой руки, и его намерения трудно было расценить как мирные. Поэтому я провела мягкий — пусть еще поживет — штопорный удар в поджелудочную железу. Парень согнулся и упал на колени.

— Тоже удалить? — Виктор указал на мою жертву.

— Оставь. Хочу с ним побеседовать.

— Ты классно дерешься.

— Что ты! — скромно ответила я. — Чтобы классно драться, надо тренироваться каждый день не менее двух часов, а при моем образе жизни остается только удивляться, как я ноги-то поднять могу. Дышу, как паровоз.