Записки старого козла - Чарльз Буковски

итак – у нас есть Чикаго, есть Прага, но изменений – ноль, пока мальчик маленький, его лупят, но когда он вырастет (если вырастет), то уже сам захочет надрать кому-нибудь задницу, я бы скорее предпочел видеть президентом Кливера, чем Никсона, но это ничего не решает, эти хреновы революционеры, что толкутся у меня на хате, пьют мое пиво, жрут мою еду и похваляются своими бабами, должны усвоить одну вещь – настоящие изменения рождаются изнутри, нельзя просто дать человеку новое Л правительство, как новую шляпу, и ожидать, что шляпа изменит сущность человека, нет, человек не собирается отказываться от своих трусливых наклонностей, полное брюхо и коллекция пластинок Диззи Гиллеспи ничего не изменят, многие божатся, что грядет революция, но не хотелось бы видеть, как все они погибнут ни за что ни про что. то есть можно перебить кучу народу без малейшего проку, но несколько хороших людей наверняка погибнут, и что в итоге: новое правительство НАД народом, новый диктатор в овечьей шкуре; идеология была поводом спустить курок.

недавно вечером один парнишка сказал мне (он сидел на ковре и выглядел очень одухотворенным и красивым):

– я собираюсь заткнуть все канализационные трубы, тогда город будет плавать в параше!

зачем? паренек и так наговорил мне столько говна, что хватило бы похоронить под ним весь Л.-А. и округу вплоть до Пасадины.

потом он спросил:

– а есть еще пиво, Буковски?

его шлюха сидела, скрестив ноги, и семафорила мне свежими ляжками в розовых колготках, так что я встал и подал пацану пиво.

знаете, революция звучит очень романтично, но на деле это кровь, жестокость и безумие; революция – это когда гибнут желторотики, случайно попавшие под руку, не врубающиеся, что за хуйня творится вокруг; революция – это когда вашей телке или вашей жене пропорют брюхо штыком, а потом будут насиловать в жопу на ваших глазах; революция – это когда люди, только что ржавшие над мультиками про Микки-Мауса, начинают пытать себе подобных, перед тем как решиться на все это, подумайте, где ваша душа сейчас и где она будет, когда вы пройдете через все это. я не вторю Досу – ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ, – что человек не имеет права отбирать жизнь другого человека, но именно об этом стоит задуматься в первую очередь, конечно, бесит, что они забирают наши жизни, не израсходовав ни одной пули, я тоже вкалывал за гроши, пока какой-нибудь пузан насиловал четырнадцатилетних девственниц в Беверли-Хиллз. я видел, как увольняли людей только за то, что они задержались в туалете на пять минут, я видел такое, о чем и говорить не хочется, но прежде чем изничтожить что-нибудь, следует убедиться, что у вас есть на замену что-нибудь получше, а не политический авантюрист, разжигающий ненависть в публичном парке, если уж вынуждены платить бешеную цену, то добивайтесь большего, чем трехлетняя гарантия, но пока я не видел ничего, кроме эмоциональной и романтической страсти к Революции; я не вижу ни серьезного лидера, ни реалистичной платформы для страховки от предательства, которое, как показывает история, всегда следует за революцией, если уж я готов убить человека, то не желаю видеть на его месте точную копию. " мы разбазарили историю, как пьяные бомжи, что режутся в кости в мужском туалете местного бара, мне стыдно принадлежать к роду людскому, и я не хочу усугублять это чувство стыда, я хочу хоть немного освободиться от него.

одно дело рассуждать о Революции, когда у тебя в брюхе плещется чужое пиво и ты путешествуешь с шестнадцатилетней беглянкой из Гранд-Рэпидс; или когда трое всемирно известных писателей-обалдуев завлекают тебя плясками в ОООООООММММ-ММ МММ-игру, и совсем другое дело провоцировать Революцию, совсем другое дело сама Революция. Париж 1870-1871 гг., 20 000 трупов на улицах города, улицы словно политы кровавым дождем, улицы кишат крысами, пожирающими тела, а оставшиеся в живых голодают, они подавлены, они уже не понимают, что это все значит, и они идут на улицы, они собирают крыс по трупам и едят их. ну и где Париж сегодня? что сегодня – Париж? а мой приятель собирается добавить к этому и свою кучу дерьма, и при этом он улыбается, ему двадцать, и читает он в основном поэзию, а поэзия всего лишь мокрая тряпка в тазике для мытья посуды.

теперь дурь, они всегда отождествляют дурь с Революцией, но дурь попросту не так уж и хороша, черт возьми, да если бы дурь легализовать, половина пыхачей бросили бы курить, сухой закон породил больше алкоголиков, чем бабушкины бородавки, как только вам что-нибудь запрещают, вам тут же хочется это сделать, а кто захочет трахать собственную жену каждый день? или, коли уж на то пошло, даже раз в неделю?

есть много чего, что я бы хотел сделать, во-первых, я бы не допускал на президентские выборы кандидатов с безобразными рожами, затем я бы изменил музеи, нет ничего более удручающего и более вонючего, чем музеи, для меня навсегда останется загадкой, почему частота приставаний к трехлетним девочкам на ступеньках музеев не растет, перво-наперво я бы открыл как минимум по одному бару на каждом этаже; выручки оттуда хватило бы на зарплату всем служащим да еще оставалось бы на реставрацию картин и восстановление разваливающегося саблезубого тигра, чья жопа уже больше похожа на бильярдную лузу, плюс я бы разместил на одном этаже рок-группу, на другом свинг-группу, а на третьем симфонический оркестр и запустил бы три-четыре красотки, чтобы просто фланировали и выглядели на все сто. вы не способны ничего усвоить или даже просто увидеть, пока не расшевелитесь, большинство людей смотрят на этого саблезубого за стеклом и бредут себе дальше, немного конфузясь и немного скучая.

нетрудно же вообразить такую картину: парень со своей женой разгуливают по музею с пивком, и вот они останавливаются возле тигра, и он говорит:

– черт, глянь на его бивни, почти как у слона, а?

а она ему:

– милый, пойдем лучше домой и займемся любовью!

тогда он ей:

– да ну в жопу! мне еще надо спуститься в подвал и посмотреть «Спад» семнадцатого года, говорят, на нем летал сам Эдди Рикенбекер. семнадцать гансов завалил, да еще я слышал, сегодня «Пинк флойд» здесь играет.

но революционеры собираются сжечь музеи, они полагают, что огонь разрешит все проблемы человечества, они готовы и собственную бабушку сжечь, если она уже не так шустро двигается, а потом они начнут искать воду или кого-нибудь, кто может удалить аппендицит, или того, кто сможет охранять их от маньяков, чтобы те не перерезали им горло во время сна. по ходу они выяснят, сколько крыс проживает в городе, не людей-крыс, а крыс-крыс, и тогда они поймут, что последние, кто тонут, сгорают или подыхают с голоду, – это крысы; что крысы первые находят себе воду и пропитание, потому что они веками занимаются этим без всякой посторонней помощи, крысы истинные революционеры, крысы настоящие подпольщики, но они не покушаются на вашу задницу, ну если только прикусят, и к тому же они совсем не интересуются ОООООММММ.

я не призываю разувериться и опустить руки, я за любое проявление истинного человеческого духа, где бы оно ни скрывалось и какого бы ни было сорта, но бойтесь этих велеречивых ковбоев, которые бросят вас на площади перед четырьмя крепкими полицейскими и восьмью-девятью парнями из национальной гвардии, и тогда вам придется рассчитывать только на собственную кишку, а эти крикуны в городских парках, призывающие вас жертвовать собой, обычно уже очень далеко, когда на улицах начинается стрельба, ведь они хотят жить, хотят написать мемуары.