Андер. Книга первая - Виктор Сергеевич Викторов

усилием прогоняя сонливость. — Нет, вы что, святой отец? Он не нападал. Отец пытался вылечить меня. Я хорошо это помню.

— Разве? — нахмурился священник. — И каким же способом он это делал?

— Я не знаю, отец Бертольд. Когда я пришёл в себя, он уже…, — я замолчал, бездумно уставившись перед собой.

Врать представителю церкви я не боялся, так как это и не было полностью враньём. Он Сворт действительно пытался вылечить это тело, вот только о его методах этому дяденьке с вселенской скорбью в глазах, знать не стоит. В этом я, почему-то был уверен. И когда мозг принял это решение, всё внутри успокоилось, только укрепляя мои подозрения.

Попытка вылечить Андера была? Была. Она увенчалась успехом? Да. И неважно, что это сделано против моей воли. Правда ли, что я не знаю, каким образом он вернул мне память? Верно. Я же не знаю принципа действия того странного жезла, поэтому и здесь мои ответы прошлись по самой грани. А вот о самом жезле я расскажу только под пытками, которым, надеюсь, никто не будет подвергать ребёнка.

Не знаю, пользовался ли он какими-либо приспособлениями вроде того же солтера, но я учёл печальный опыт с он Свортом, которого не обманула моя скормленная ему сказка.

В какой-то момент я поймал себя на мысли, что мне хочется поделиться со священником всеми переживаниями, будто это старинный приятель, которому можно всё рассказать. И если он тотчас не решит все твои проблемы щелчком пальцев, то обязательно даст хороший совет, который тебе поможет.

«Вот же тварь!», — я сильнее сжал губы, нечаянно прокусив до крови щёку, понимая, что снова в дело пошли магические штучки. Как ни странно, боль вернула ясность мысли.

Священник пытался на меня воздействовать магически. В этом я был уверен, поскольку в какой-то момент я услышал слабый запах, и с удивлением узнал в нём обыкновенный ладан, который на дух не переносил.

Именно тогда я и понял, что способен слышать запах применяемой магии, который мозг интерпретировал в знакомые мне. С этим стоило обязательно разобраться. И сделать я это планировал, только добравшись до родовой библиотеки. Уверен, что в её закромах отыщется немало интересных книг.

Священнослужителю пришлось рассказать, что я, якобы, помню, и выдав ему значительно скорректированную версию, сейчас украдкой наблюдал за отцом Бертольдом, который уже, не обращая на меня внимания, о чём-то напряжённо размышлял.

Вид он имел достаточно раздосадованный и даже не посчитал нужным скрыть это. Наверняка, не таких ответов он ждал, раз за разом задавая вопросы с подвохом, стараясь подвести меня к правильному, нужному ему ответу, за который он уцепится, как паук, и вытянет всё, что ему требуется.

Когда я чувствовал, что снова готов поддаться странному влиянию, помогающему развязывать язык, я украдкой щипал себя за ногу, благо одеяло скрывало от Бертольда мои нехитрые манипуляции.

«Скажи, Андер, а ты помнишь слова, которые произносил барон, когда лечил тебя? На что они были похожи?».

«Дитя, ты знаешь, что такое артефакты? У твоего отца, наверняка были артефакты. Нет? Странно, мне казалось, что у всех знатных семей они имеются… Постарайся, пожалуйста, вспомнить. Ты же хочешь мне помочь, Андер?».

«Ты видел когда-нибудь людей, у которых в глазу несколько зрачков?».

«А были ли у отца друзья? Ты помнишь кого-то?».

Стараясь не выходить из образа, я с показной готовностью отвечал Бертольду, тщательно следя за языком, хоть с каждой минутой это становилось делать все труднее, поскольку глаза всё больше начинали слипаться.

— Скажи, а барон обижал тебя? Было такое? — он попытался зайти с другой стороны.

— Отец нас очень любил, — вздохнул я и потупился. — Скажите, отец Бертольд, а Святой Аарон может…?

— Что может, дитя? — подался вперёд священник. — Богу доступно многое. И лишь он ведает, чем одарить доверившихся ему.

— Он может вернуть папу? Нам его очень не хватает, — подпустив в голос плаксивых ноток, с удивлением понял, что мне действительно хочется расплакаться. — Мы все попросим у святого Аарона. И я, и Ника и даже непослушная Аурита.

— А почему непослушная? — растерялся священник.

— Она постоянно кукол у Ники отбирает, — «наябедничал» я. — А ещё тайком сладости таскает, когда Рима не видит. Рима — это наша повариха. Она добрая очень.

Увидев слёзы, катившиеся из моих глаз, отец Бертольд еле уловимо поморщился и поднялся с кровати.

— Всё в руках Его, дитя. Нужно только истово верить! — приложив к своему лбу переплетённые средний с безымянным пальцы, он обозначил лёгкий поклон. — Мы ещё с тобой увидимся.

Когда он вышел, я вздохнул с облегчением, из последних сил борясь со сном. Насколько я понял, моя импровизация удалась. «Мы ещё увидимся…». А не пошёл бы ты на хер, дядя с печальными глазами и душой побитого жизнью матёрого волчары?

— Я хочу увидеть тело барона, — фраза, произнесённая властным голосом уже за дверью, было последнее, что я услышал, перед тем, как священнослужитель удалился.

Нашарив под подушкой спрятанный ранее перстень, я снова натянул его на палец, почувствовав, что странная дремота, явно наведённая Бертольдом, тут же отступила.

— А вот это уже интересно, — нахмурился я. — Неужели в этом доме вообще никому нельзя верить?

Теперь желание срочно поговорить с Константином только усилилось.

Глава 8

Есть примета, что когда человек умирает, то в день его погребения будет такая погода, каким при жизни был этот человек. Так говорят.

Мне не нужно было убирать зонт, чтобы взглянуть на небо. Я и так знал, каким был Норт он Сворт, чтобы для этого ещё мокнуть под дождём.

Раскат грома и сверкнувшая следом молния заставили непроизвольно вздрогнуть и зябко поёжиться, истово желая, чтобы весь этот положенный церемониал по прощанию с бывшим бароном поскорее закончился.

Признаю, если бы в моём поместье на было прислуги, я вероятно бы не справился со всей организацией на должном уровне. И в моём родном мире обычные похороны были мероприятием не лёгким, а здесь — отступление от положенного церемониала было более предосудительно.

Взвившееся магическое пламя моментально охватило тело, которое было уложено на идеальный каменный прямоугольный параллелепипед. Не без удивления я узнал, что в «последний путь» одарённый должен отправляться нагим. Более того, на нём не должно быть никаких украшений, одежды или артефактов.

Как мне перед этим пояснил Георг, корни данного ритуала шли с глубокой древности,