Остров затонувших кораблей - Стивен Робертс

Уходили по тихому. Когда остальные упились вдрызг и уснули, израненные и усталые после тяжёлого боя, мы поодиночке покинули блокгауз. Флинт шёл последним. Нам пришлось его подождать. Он что-то замешкался в блокгаузе. Довольно долго. Как он объяснил — чтоб обождать, пока не уснут ворочающиеся.

Луна пряталась за тучи, с болота поднимался туман. Ноги бесшумно ступали по мягкому мшистому ковру. Миновав трясину, мы перевалили Двуглавый холм и без особых приключений добрались до северной бухты. Как можно тише мы спустили вельбот с «Моржа» на воду. Вельбот — шлюпка китобойная. Но для джентльменов удачи вещь незаменимая. Очень быстрое и устойчивое судёнышко.

Пользуясь отливом, мы вышли в море под прикрытием острова. Луна скрылась за Фок-мачтой, когда мы поставили на вельботе парус, не переставая работать и вёслами. Время было на нашей стороне, но медлить не стоило.

Всем было ясно — остаться — значит, умереть. Дальний переход опасен был не в меньшей степени. Уходили с хмурыми сердцами. Волновались не столько за брошенных товарищей, сколько за оставленные на острове сокровища. Оставалось опасение, что они таки будут найдены.

Вода и солонина. Ни сухарей, ни фруктов. Да пара пистолетов и тройка мушкетов. Вот всё, что мы смогли с собой взять, покидая остров Сокровищ, как назвал это место Джон.

Вёсла были убраны, ветер бодро надувал парус. До ближайшей земли было больше… миль. Течение было благоприятным, да и ветер попутным, поэтому мы рассчитывали добраться до ближайшей земли за неделю. Пока же стоило экономить силы.

Усталые, мы повалились в вельботе, кто где мог. Некрепкий сон до рассвета не столько освежил, сколько забрал силы. Я лежал на боку, подогнув колени. Костыль Джона упирался мне в рёбра, не давая повернуться, и лежать дальше было невыносимо. Кости ломило, ноги затекли, потому я решил встать и размяться.

Первое, что я увидел — ухмыляющаяся рожа Флинта. Чего он ухмыляется? Неужторому раздобыл в этой водяной пустыне? Где его всегдашняя мрачность? Или опять какую шутку придумал? Я поёжился, зная непредсказуемый нрав капитана. Он сидел на кормовой банке, глядя прямо на меня, и я почувствовал неладное. Не мог понять, что именно — казалось, ничего не изменилось за те пару часов, что я вздремнул.

Это движение разбудило Гана, скрючившегося у меня в ногах. За ним начали просыпаться остальные. Солнце лишь начинало озарять горизонт, было прохладно, как всегда в рассветный час. Хотя на суше эта разница была бы заметней — земля промерзает к утру, море же всегда одной температуры.

Бен протёр глаза. Синяки его немного посходили, и он стал похож на человека. Осмотревшись, Бен зевнул и вдруг страшно побледнел. Глаза его выпучились, он обвёл взглядом вокруг себя, избегая встречаться взглядом с Флинтом.

Я не понимал, что его испугало. Джон спал сидя у борта, надвинув на глаза широкополую шляпу. Я ткнул его ногой. Окорок проснулся мгновенно, в руке его сверкнул нож.

Каторжник, топтавшийся на брюхе одноногого, сердито закричал, захлопал крыльями, пытаясь взлететь. Да было это бесполезно. Джон уж давно обрезал ему крылышки. Ещё с первой попытки бегства.

— Что стряслось, гром тебя побей?! — прохрипел устало Окорок, приподняв кончиком ножа шляпу.

Я кивнул на Бена. Тот присел, съежившись, и казалось, хотел спрятаться, сделавшись маленьким и незаметным.

— Чего ты, Ганн? — спросил Джон Бена. Тот лишь головой дернул, словно приглашал осмотреться. Сильверу хватило одного взгляда. Я то по прежнему ничего не понимал. Но у Джона глаз был намётанным.

— Э, капитан! Да у нас пассажира не хватает!

Вот оно что! Действительно, сосчитав головы, я сообразил, что нас уж не двенадцать, а на одного меньше.

Джон тоже рассмотрел всех, и заявил:

— Косого Тома не хватает…

Флинт лишь хмыкнул.

Что случилось с Томом, мы так и не узнали. Бедолага, наверное свалился за борт во сне, никто и не заметил. А мне вспомнился другой Том, его чёрный язык и выпученные глаза. Который тоже, «сам» повесился. Было время, кода я прямо спросил Гарри — его ли то была работа? Но тот лишь оскалился и предложил спросить у Джона. И весь разговор. Я подумал тогда — неужто Джон причастен к смерти бедняги? А спросить не удосужился. Глупостью показалось тогда… Вот и теперь… Не помогли ли Косому Тому утонуть? Если да, то кто и зачем?

День мы жарились на солнцепёке. Валяться, скажу я вам, дело потруднее, чем бегать. Нельзя было не то, чтоб пройтись, но даже размяться по людски. Лежи себе, бока отдавливай. Пытались сыграть в карты — у Дэрка была засалённая колода; да скоро рассорились и забросили это дело.

Мы по очереди садились за вёсла, и гребли, подгоняя время. Это единственное занятие больше добавляло сил, чем изматывало, но и оно вскоре наскучило. Так что я оставил это дело желающим, а сам снова пристроился покемарить.

Ночь принесла прохладу и прошла тихо. Но на следующее утро мы опять недосчитались одного из матросов.

Это было не к добру. И вызывало суеверный страх. Лишь капитану было всё побоку, он знай себе, сидел на корме да поглядывал на нас лениво.

На третью ночь Джон назначил часовых. По очереди мы бодрствовали, наблюдая за океаном, и охраняя неспокойный сон товарищей.

И исчезновения прекратились.

Десять дней мы болтались по волнам. Вода закончилась на восьмой день, от солонины пить хотелось страшно. Не передать вам тех мук, что испытывает жаждущий на солнцепёке, в окружении бесчисленных миль воды. Которую пить нельзя. Я ясно видел свою смерть, и тело, иссушенное солнцем, лежащее на дне вельбота. Видения начинали посещать воспалённый разум, и я видел то, чего не мог видеть наяву.

Когда перед нами вдалеке над волнами возникло облачко, никто поначалу не поверил в его реальность.

Но время шло, облачко увеличивалось. Надежда возрождалась с его приближением. А затем раздался крик чайки. Не слуховая галлюцинация, а настоящий птичий зов, словно райский глас с неба, несущий спасение.

Сомнений не оставалось. Земля близко! Воодушевлённые надеждой и скорой близостью спасения, мы взялись за вёсла.

Земля! Не передать то чувство, когда в людях, смирившихся со скорой смертью, возрождается надежда. После мучительных страданий от жажды и безнадёжности, когда вокруг и под тобой только вода, которую нельзя пить… Наконец земля, милая, родная, долгожданная! А на ней — вода… Да не эта, солёная, жгучая. А сладкая, ручейная, прохладная… Ком подкатил к горлу, в глаза словно песок попал. Хотелось плакать и кричать.

Вельбот ещё не коснулся песка, а мы уже прыгали за борт, брели, спотыкались, падали, всё ближе к такой надёжной и родной суше.

Полоса джунглей подступала к белому песку. Райский зелёный уголок, великолепие небесного сада открылось нашим взорам. После однообразного блеска волн от буйства красок рябило в глазах, кружилась голова. Я упал в песок, раскинув руки. Не в силах двигаться и говорить, лишь в мыслях — благодарность Создателю за наше спасение.