Философия возможных миров - Александр Секацкий

Настойчивость в возвращении отсвоенного (забывшегося) аккумулирует силы для решающего броска к новому присвоению.

Методология, берущая на себя задачу создать универсальное орудие познания, помимо общих утверждений, содержит и множество самых разношерстных полезных советов, но остается неопознанная лакуна на том месте, где должна быть практика мемориального самоконтроля, искусство возвращения отсвоенного и утраченного.

Никто так и не оценил по достоинству выдающееся методологическое открытие Ханны Арендт: «Чтобы записать мысль, нужно перестать мыслить ее как мысль, нужно выйти из этого состояния и вспомнить помысленное». В действительности глагол «вспомнить» здесь вовсе не противоположен глаголу «мыслить», он представляет собой вторую или просто иную фазу cogito. А чтобы «вспомнить помысленное», необходима работа по устранению разгерметизации, функция мемориального самоконтроля должна быть все время активирована.

Стало быть, и собственно психоаналитическое выпадение, забывание по Фрейду, даже допуская, что в частных случаях Фрейд прав, должно быть интерпретировано более широко, как симптом общего снижения витальности и свертывания полноты присутствия.

Если бы для личности, для портрета познающего требовалось что-то вроде отпечатка пальцев, то есть некий уникальный идентификатор, то им вполне могла бы стать специфическая затрудненность припоминания и конфигурация выпадения. Можно сдать экзамен по любой дисциплине и получить оценку уровня знаний и профессиональной компетентности, но для общей интеллектуальной компетентности намного важнее вдруг случившееся выпадение: эта штука… как ее… ну, у пропеллера… как лепесток у цветка… Тут все важно: и локализация забытого, и траектория припоминания, и тот факт, удалось ли, наконец, восстановить, вспомнить лопасть самостоятельно или все же потребовалась подсказка. Причудливая топография забывания и траектория успешного или тщетного припоминания-восстановления – это дактилоскопия личности, хронограмма присутствия.

И все же для прояснения целостной картины необходимо привлечение данных и методов квантовой механики, причем не в качестве экзотической иллюстрации, а для понимания самой сути дела. Требуется прямое сопоставление, очная ставка предельно разнородных феноменов, радикально меняющих сам способ рассмотрения. Защелкивание суперпозиций и комплектация квантовых объектов, затягивание разрывов, образующихся в результате «декогеренции», стягивание регулярностей в природу, уже подвластную закону сохранения энергии, самотождественность, ее обеспечение, мнемотехника и амнестические стратегии сознания, неопознанная зажигалка, «исчезнувший» с фотографий Витек – таковы ключевые моменты, призванные объяснить друг друга. Причем размышление показывает, что иногда сознание на стороне памяти, оно противится спонтанному забвению, самопроизвольному рассеиванию информации. Иногда оно, наоборот, всецело на стороне забвения, то есть оно, сознание, совершает работу забвения – и в этих случаях оно тоже противодействует хаосу, нечленораздельному импринтингу низшего уровня. Противонаправленные участки последовательно сменяют друг друга, а иногда они включены параллельно.

Во многих случаях помнить проще, чем забыть, и тогда работа негативности способна достигать высшего пилотажа, производя сложный феномен направленного неузнавания, недоступный никакому компьютерному моделированию.

Не узнавать зажигалку? Разве не об этом прекрасная буддистская притча, когда на протяжении двадцати лет, проходя мимо одного и того же места, учитель спрашивает ученика: «Что ты видишь?» – и получает ответ: «Я вижу камень», на чем их разговор и заканчивается. Но однажды, через двадцать лет, ученик промолчал в ответ на заданный вопрос, и наставник сказал: «Вот теперь ты видишь камень». Ибо нарушение импринтинга автоматического опознавания – это если и не само просветление, то уж точно прелюдия к нему. Равно как и мужество узнать, требующееся совсем на другом участке.

Современная форма тестов чаще всего управляется инструкцией «нужное подчеркнуть» (в той или иной форме). Крайне любопытно и загадочно, почему для спонтанного сознания господствующей является другая стратегия – «ненужное – вычеркнуть!». Вот и степень невежества (глупости) кажется большей тогда, когда все ответы приемлемы, нежели тогда, когда не нравится ни один… Мы не знаем, почему это так, но тех участков, где именно команда «забыть!» свидетельствует о включенности сознания, заметно больше, чем участков, где включенность сознания представлена командой «запомнить!». Возможное объяснение состоит в том, что избирательная память решает задачу самосохранения, необходимость затягивания дыр, разрывов и последующей регенерации, – похожее объяснение можно найти уже у Лейбница.

У него нет принципиального разделения между физической и психической реальностью – и та и другая представлены монадами. Каждая монада обладает простейшим, то есть смутным и неотчетливым восприятием, причем, по мнению философа, каждой монаде таким смутным и неотчетливым образом дан весь остальной мир. Дело всего лишь в том, что память элементарной монады не избирательна, но в принципе все, что вообще связано временем в природе, все связанное в природу, может быть сопоставлено с состоянием одной единственной монады[26]. Подход Лейбница допускает интересную трактовку, согласующуюся с современной квантовой физикой. Простейшую фоновую память, или «память Лейбница», можно отождествить со всей совокупностью событий и феноменов, образуемых четырьмя взаимодействиями: гравитационным, сильным, слабым и электромагнитным. Все они так или иначе составляют континуум, то есть связаны некоторым регулярным образом, связаны временем и во времени, поэтому, в зависимости от обстоятельств, их можно называть как связями природы, так и связями памяти – «памяти Лейбница». Эта «память» не имеет субъектов, она, в сущности, не является чьей-то, но у нее есть топография, она неоднородна с точки зрения поглощения регулярностей. Если карта не имеет разрывов, ни один участок не может быть изъят из нее, то неизымаемость уже есть некая простейшая память. Таким образом, монады суть элементарные топографические пометки на карте фоновой памяти континуума.

Поставив вопрос так, важно отметить две вещи. Во-первых, будучи континуумом, «память Лейбница» не включает в себя суперпозиции и предшествующее становящемуся Универсуму свободное ветвление возможных миров. Выражаясь математически, мощность этой памяти не включает множества комплексных чисел. «Память Лейбница» размещена во времени как история, как прошлое и как действительность. Ясно, что в таких условиях первый жест сознания, точнее, первая операция, ведущая к сознанию, будет представлять собой выборочную блокировку паразитарной данности мира. Ведь в каком-то смысле помнить больше, чем содержится в фоновой памяти природы, уже нельзя, можно только помнить яснее, и прояснение идет параллельно как в восприятии (в континууме бесконечно малых восприятий, выражаясь в духе Лейбница), так и в самой конфигурации сущего, где за счет разрыва суперпозиций (декогеренции) и соотношения с самим собой образуются, а затем и начинают преобладать компактные экземплярности. Все объекты, если они хорошенько раскомплектованы, суть компактные экземплярности, но «душа», «сознание», «человек» к классу таких объектов не относятся, хотя могут быть отброшены в этот класс в случае утери трансцендентной составляющей.