Береговая стража - Дарья Плещеева

И Никитин задал вопрос — почти беззвучный, и так же беззвучно ответил ему Келлер:

— Сильф?

— Сильф.

Федька обыскала чуть не весь театр, покамест поняла — любитель книжек попросту сбежал. Он не захотел объяснять балетной дурочке, что книжки ему вовсе не нужны, и сбежал. Весьма разумно — тем более, он мог неверно понять Федькину бойкость.

До чего же пугливы эти мужчины, подумала Федька, и как с ними трудно…

Надзиратель Вебер увидел ее, когда она уже выходила из зала, и нещадно изругал. Федька побежала наверх — заниматься, а там ее товарки давно уж проделали все батманы, простые и сложные, все плие, половинные и глубокие, все рондежамбы, партерные и воздушные, и вовсю скакали под присмотром господина Канциани, который недавно заменил в должности главного балетмейстера другого итальянца — Анжиолини.

Гаспаро Анжиолини уже успел немало пожить в России — он приехал в 1766 году, сменив учителя своего, Франца Гильфердинга, который не только вернулся в Вену, но и увлек за собой юного любимчика, Тимошу Бубликова. Это было впервые — не итальянец или француз покорял кабриолями российскую столицу, а русский парнишка (сказывали, что из малороссиян) привел танцами в восторг избалованную Вену.

При Анжиолини случилось немало хорошего — и костюмы он велел облегчать, чтобы способнее было делать прыжки, и юбки девицам укоротил, и высокие парики истребил — теперь дозволялась плясать и в своих волосах, причесанных на модный лад. Но вот Театральную школу он вниманием не баловал — и из последних выпусков разве что Вальберха можно было бы поставить вровень с иностранцами-гастролерами. Видимо, из-за этого более трех лет назад выписали Осипа Осиповича Канциани, чтобы навел в школе порядок. Тот оказался умен — и возглавил балетную труппу.

Федьке и тут влетело за опоздание. Она даже не обиделась — не тем был занят ум, он метался и перебирал возможности.

— Что с тобой, матушка? — тихонько спросила Малаша. — Ваперы в голове?

Федька подумала, что надо бы поделиться бедой с подружкой, но потом строго сказала себе: нет! Нравы береговой стражи ей отлично известны, дружба дружбой, а новость разнести — всего важнее.

На середине зала фигуранток выстраивали вокруг Дуни Петровой, заставляли держать на поднятых руках воображаемые гирлянды. Вот с Дуней бы посоветоваться не мешало. Но сперва нужно узнать, сколько запросит за помощь Бориска.

Пока господа из управы благочиния, как шепнула фигурантка Наталья, только тех основательно допросили, кто нашел тело и маску. До того, как Румянцев провел вечер, они еще толком не докапывались, — значит, было то, что французы называют «шанс».

Федька не чаяла дожить до конца репетиции. Она побежала на мужскую половину, надеясь подкараулить возвращавшихся фигурантов. Первым бежал Сенька-красавчик — его, поди, уже санки ждут на площади, у купчихи стол накрыт. За ним поспешал лентяй Петрушка. У самой двери его отпихнул Семен-питух — не иначе, с утра был трезв, а теперь душа выпивки просит. Это не понравилось Ваське-Бесу — так наступил Семену на ногу, что тот заорал. Но связываться с Васькой опасно — драчлив. Обменялись матерными комплиментами. Бориска шел последним — не желал никого пихать и толкать. Федька окликнула, и он подошел.

— Ты чего тут забыла?

Хождение женщин на мужскую половину начальством не одобрялось.

— Дельце есть, без тебя не справлюсь. Ты не бойся, я заплачу! — пообещала Федька, еще не имея понятия, где взять деньги, и кратко объяснила, что за дельце.

— Не выйдет, голубушка, — Бориска для выразительности даже руками развел. — Я вчерашний вечер был в гостях у Вебера.

— Как?!

— Хозяйка моя с его супружницей приятельствует, они и позвали на пирог. Так что врать не буду — это все белыми нитками шито.

— Как же быть? — спросила Федька в отчаянии. — Кому из ваших заплатить, чтобы грех на душу взял?

— А мне заплати! — раздался глумливый голос.

Это Бес беззвучно выбрался из уборной и подслушал разговор. Федька, обернувшись, увидела его ехидную образину и ахнула.

— К начальству пойдешь? Доносить? — в лоб спросила она.

— А пойду. Ишь, придумала, как своего дуралея выгородить! На чужом горбу в рай въехать решила! А ну — кыш отседова! Кыш! — Васька замахнулся.

Хотя драк между фигурантами и фигурантками обычно не бывало, но Васька мог отвесить изрядную оплеуху — как отвесил сгоряча Анисье, когда она в чаконе, идя с ним в паре, спутала шаги и сбила весь ряд. Хорошо еще, что за кулисами.

— А ну, сунься! — потребовала Федька. — Вот только сунься!

— Шел бы ты отсюда, Боренька, — очень ласково сказал на это Васька. — Ты без меня пропадешь, наплачешься… Ступай, говорю!

Он вдруг схватил Бориску за руку, загнул ее до адской боли в локте, подтащил обалдевшего фигуранта к двери и закинул его в уборную с легкостью необычайной.

— А теперь твой черед, дура! Додумалась!

Может, он пугал, может, и впрямь разозлился — Федька разбираться не стала. Вместо того чтобы увернуться и убежать под Васькин победный хохот, она схватила стоявшую у стены колченогую табуретку.

— Башку разобью.

Васька шагнул к ней, еще не веря в угрозу, и Федька со всей дури треснула его по плечу. Табуретка разлетелась, в руке осталась лишь ножка.

— Сука! — выкрикнул Васька. Но суетиться было поздно — он огреб второй удар по голове, с тем Федька и скрылась на лестнице, оружия своего не выпуская.

Васька покачнулся, выругался — и тут увидел, что из дверной щели глядят Трофим Шляпкин и Бориска.

— Ну что вытаращились! — закричал он. — Пошли отсюда!

— Ты на нее в дирекции пожалуйся, убить же могла, стерва, — посоветовал Шляпкин.

— Чтобы я, Бес, на кого в дирекцию просить ходил?! Сам разберусь! Тьфу, чертова девка, шишка вскочит…

Бориска промолчал — и точно, до внутренней политики береговой стражи начальству дела нет. Это повздоривших первых дансерок оно мирить еще станет, а береговую стражу — да пошла она лесом! Штраф из жалованья вычтут — вот и вся забота. Защитить Федьку он даже не попытался.

А она уже стояла внизу, не выпуская из руки оружия. Ярость накатила — вот пусть только спустится проклятый Бес!

И он действительно спустился на несколько ступенек, да еще и нагнулся, чтобы увидеть Федьку сверху. Фигурантка погрозила ножкой от табурета. Он спустился еще немного.

— Ишь ты, какая горячая. Кабы не рожа — цены бы тебе не было, Федора. Только зря стараешься — все равно он на тебе не женится. Поняла, дурища?

— Не твое собачье дело.

— Не женится, не женится! Как ты ни стелись! На черта ты ему сдалась!

— Вы чего тут разорались? — спросил, идя мимо, пожилой хорист Бахметов. — Напроситесь — Вебер прибежит…