Серый волк. Бегство Адольфа Гитлера - Джерард Уильямс

В 1929 году Борман женился на Герде Бух, дочери высокопоставленного партийного чиновника; 3 июля 1933 г. он был назначен руководителем Штаба заместителя фюрера, Рудольфа Гесса, которого бумажная работа привлекала не больше, чем самого фюрера. Поэтому умение Бормана оформлять стихийные устные распоряжения Гитлера в четкие приказы оказалось незаменимым. Сам Гитлер с одобрением говорил: «Предложения Бормана всегда настолько конкретно сформулированы, что мне остается только сказать «да» или «нет».[77]С ним я за десять минут расправляюсь с пачкой документов, на которую с другим мне потребовались бы часы». 10 октября 1933 г. Гитлер назначил Бормана рейхсляйтером партии, «имперским руководителем», сделав его четвертым в нацистской иерархии – после самого себя, Геринга и Гесса. С этого дня описанное выше взаимопроникновение государственного и партийного аппаратов давало Борману всю необходимую свободу маневра.

Борман обладал невероятными способностями завоевывать расположение фюрера. Он изменил свой распорядок дня так, чтобы его сон совпадал с часами сна Гитлера, и даже подражал своему господину в отказе от мяса и алкоголя, когда они обедали вместе. Впрочем, в более непринужденной обстановке он по-прежнему налегал на шницели и колбасу, приправляя их шнапсом. Как рассказывал один из гауляйтеров, «Борман увивался вокруг Гитлера, словно плющ вокруг дуба,[78]используя его, чтобы пробраться к солнцу – к самым высотам». Вершины он достиг после того, как заместитель фюрера Гесс, уже будучи в опале, 10 мая 1941 г. совершил безумный одиночный перелет в Шотландию, чтобы, по всей видимости, заключить мирное соглашение с британской оппозицией. Исчезновение Гесса позволило Борману приблизиться к Гитлеру еще плотнее – теперь от него полностью зависел распорядок дня фюрера, включая встречи и личные дела, он всегда находился рядом с сюзереном и ни разу не брал отпуска, боясь утратить влияние. Награда пришла к нему в апреле 1943 года, когда он был назначен личным секретарем фюрера и начальником партийной канцелярии. Последняя должность полностью подчиняла ему гауляйтеров, управлявших каждым округом (нем. Gau) в Третьем рейхе.[79]Теперь он стал настолько незаменимым, что даже Гитлер был вынужден признать: «Для победы в этой войне мне нужен Борман».[80]

Борман был нужен Гитлеру и для управления личными финансами. В 1941 году на званом обеде у Гиммлера Гитлер провозгласил: «Что касается моей частной жизни, то я всегда жил просто, но, находясь на должности фюрера и главы государства, я всегда обязан резко выделяться из своего окружения. Если мои соратники блистают орденами, я могу отличаться от них только тем, что не ношу ни одного».[81]Эта претензия на монашеский аскетизм была, в сущности, неправдой. В Бергхофе, своей баварской резиденции на окраине деревни Берхтесгаден в местечке Оберзальцберг, Гитлер жил роскошной жизнью. Кроме самого коттеджа Бергхоф, в Оберзальцберге располагались отдельные виллы, предназначенные для всех высших чинов нацистской иерархии. Этот ансамбль для фюрера от начала до конца выстроил Борман, потратив около 100 млн рейхсмарок из средств Фонда Адольфа Гитлера.[82]Бергхоф с великолепным видом на баварские Альпы был любимым местом уединения Гитлера; именно там он проводил время со своей возлюбленной, Евой Браун, принимал зарубежных гостей и ближайших соратников – своих Berg Leute, «людей гор».

Отто Дитрих позднее напишет:

В то время Борман полностью взял на себя экономическое и финансовое управление «домом фюрера».[83]Особенно предупредительным он был с хозяйкой дома, предугадывая каждое ее желание и умело помогая ей в исполнении зачастую довольно затруднительных общественных и государственных обязанностей. Все это оказывалось тем более полезным, что сама она тактично старалась как можно больше держаться в тени. Находчивость Бормана в подобных делах, несомненно, укрепила его положение, и без того исключительное благодаря доверию Гитлера, который был необычайно чувствителен ко всему, что касалось Евы Браун.

Однако никаких теплых чувств в отношениях Бормана и Евы Браун не было и в помине: за глаза она называла его «сексуально озабоченной жабой».

Обладая превосходными деловыми качествами,[84]Борман неизменно изыскивал способы увеличить личное состояние Гитлера. Помимо довольно существенного дохода в виде гонораров за книгу «Майн кампф», которая после включения в обязательную школьную программу продавалась миллионными тиражами, Борман выдумал схему извлечения прибыли из прав на образ фюрера. Теперь Гитлер получал денежные отчисления за каждый случай использования его изображения – даже на открытках и почтовых марках. Эти деньги поступали в особый Культурный фонд Адольфа Гитлера и расходовались на поддержку исполнительских искусств, а также на приобретение картин для личной коллекции фюрера. К началу Второй мировой войны в 1939 году ежегодный доход Гитлера был огромен, однако – благодаря договоренности Бормана с соответствующими ведомствами – подоходного налога фюрер не платил. Как и у прочих лидеров нацистской партии, у него были счета в зарубежных банках, в том числе один – в Объединенном банке Швейцарии (UBS) в Берне, и еще один – в Голландии. На этих счетах хранились гонорары с продаж «Майн кампф» за рубежом и, что более важно, с этих счетов оплачивалась его единственная страсть помимо политики – его одержимость искусством.

Перед Первой мировой войной, будучи еще молодым человеком и живя в Вене, Гитлер мечтал стать художником и архитектором, несмотря на категорическое несогласие своего деспотичного отца Алоиза Шикльгрубера. В 1907 году он поступал в Художественную академию, но провалил вступительный экзамен. Это привело его в отчаяние; на следующий год он снова пытался поступить, и снова не был принят – его портфолио удостоилось лишь беглого взгляда. Этот момент в жизни Гитлера стал поворотным. Объяснив свой провал тем, что члены приемной комиссии были евреями, он затаил глубокую ненависть ко всему еврейскому народу, хотя по иронии судьбы теми несколькими случаями, когда ему все-таки удавалось продать один из своих рисунков, он был обязан венгерскому еврею – торговцу картинами Йозефу Нойману.