Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя - Олег Аксеничев

Но закричали внутри, в братской, где так недавно царь оставил опального митрополита.

Рынды, царские охранники, не медлили ни мгновения. Иван Васильевич оказался прижат к обледенелой стене обители. Что не спасал камень, закрыли тела человеческие. Жизнь за царя — что может быть прекраснее такого обмена?!

Малюта разбуженным медведем-шатуном ринулся внутрь. Андрей было рванулся следом, но, повинуясь не заметному другим жесту Умного-Колычева, остался на месте. Саблей разведка работает в крайнем случае, когда приходится подставлять врагам не чужие горячие головы, а свои, холодные и разумные.

— Что ж это делается? — неведомо кого спросил Малюта, появляясь из дверей братской.

Он вынес на руках во двор тело инока, казавшееся ещё меньше и суше в сравнении с кряжем Малютиного силуэта. Лицо Филиппа, запрокинутое вниз, к утоптанному снегу, было такого же мертвенно-синего оттенка, словно старец скончался не один день назад.

А ещё — это было лицо умиротворённого и довольного человека, покинувшего мир без долгов и злобы. Человека, умершего тихой и доброй смертью.

— Только что же живой был, — растерянно проговорил Малюта.

Малюта был исполнителем, он мог растеряться. Но для Умного-Колычева началась работа, и боярин начал действовать.

Повинуясь его знаку, подоспевшие на шум опричники передового отряда оцепили братскую, надёжно перекрыв пути отхода предполагаемого убийцы. Молчан что есть духа кинулся на колокольню, к пищальникам. Монахов оттеснили подальше от места событий, так просто, без злобы — чтобы не мешались под ногами.

Андрей вернулся быстро, доложил, что, по словам наблюдателей, никто не выходил из братской, а вошедших туда после ухода государя было четверо. Соглядатай да трое опричников.

Двое рынд, поигрывая для разогрева ладоней короткими топориками, шершнями оторвались от прикрывавшего царя роя, скрылись за дверями братской. Троих вытащили сразу — Степана Кобылина да двоих опричников.

Вот тут и начались сложности. Вся троица, дружно и не сговариваясь, утверждала, что больше никого не было: соглядатай говорил, что надо переносить в новую келью Филиппа, а пара опричников исполняла его указания.

Откуда же разговоры о третьем опричнике?

Он же был. Андрей, прикрыв веки, вспомнил, как заходили внутрь — точно, три тени в чёрных зипунах. Трое опричников.

Царь приказал сотнику собрать и построить всех, кто был в монастыре. Оставили на месте лишь тех, кто сидел на колокольне, и многие из опричников готовы были поклясться, что чувствовали на себе пристальный взор наведённой прямо в лоб пищали.

— Все здесь, государь, — сказал опричник, кланяясь царю. — Двое, вестимо, на колокольне, остальные — вот они; я ж каждого в лицо знаю.

— Откуда тогда чужак взялся?

Лицо царя побелело. Не от мороза, от гнева. Завидев это, начинали дрожать и сильные духом люди.

— Дозволь, государь?

Вперёд вышел Умной. Командир опричников облегчённо перевёл дух; царский гнев опалил и прошёл стороной.

— Что скажешь, боярин?

— Ливонцев у монастырских ворот расспросить бы надо. Может, они кого пропустили или просто видели...

— Заметил, что ливонцы?! Ох, и ушлый ты, боярин!

Таубе и Крузе явились по первому окрику, побежали, не разбирая дороги. «Как псы дворовые», — невольно подумал Молчан.

Допрос многое объяснил, но ещё больше — запутал. Да, был с ними ещё одни опричник из ливонцев. Звали его длинно... Фон Розенкранц, так, мессир Иоганн? Так, господин фогт Элерт. Нет, видели его первый раз, но великому императору московскому служит так много благородных господ со всей Европы... Нет, куда он делся, сказать не могут. Должно быть, отправился восвояси, к основной части опричного войска. Нет, в монастырь он проехать никак не мог, это же было строжайше запрещено приказом великого императора московского...

Значит, чужой всё же был.

Чужой, потому что не так уж много иноземцев было среди опричников, душ пять, не более, и никакого Розенкранца среди них не числилось.

И этот чужой каким-то образом проник в монастырь. Возможно, он имел некое отношение к смерти Филиппа, слишком неожиданной, чтобы поверить в естественность происходящего. Хуже, что не исключалась иная возможность — покушение на государя.

Убийца рядом. Рынды и опричники подобрались, как волки, учуявшие запах охотников.

Андрей незаметно подошёл к игумену, поинтересовался, нет ли среди монахов незнакомца. Чем нечистый не шутит — и такое скоморошество могло быть среди уловок неведомого врага. Старый священник прошёлся среди иноков, нашёл взглядом Андрея, отрицательно покачал головой. Что ж, отрицательный результат — тоже результат.

Затем Андрею вместе с боярином и опричниками пришлось войти в братскую, пройти тем же путём, что проделал царь незадолго до этого.

Внесённые в келью Филиппа факелы разогнали полумрак, так что стало возможно внимательно осмотреться.

Келья как келья. Ложе, сколоченное из неровных досок. Шуба старая, свесившаяся на закопчённый пол. Полость медвежья. Икона на полке.

Стоп.

Мелкие частички сажи и копоти на полу... Откуда?

Филиппа перевели в эту келью при них, до этого помещение пустовало. Жечь лучины и свечи было некому.

Откуда копоть?

Андрей поделился сомнениями с Умным.

— Воздух понюхай, — посоветовал в ответ боярин.

Андрей вдохнул тёплый душный воздух. Что за странный горький запах?

Отчего так тепло? Здесь же ледник был ещё утром? Что за печи в монастыре, что теперь тут хоть донага раздевайся?

— Серой пахнет, — сказал боярин. — Нечисто всё как-то...

— Может, собак кто боялся, — предположил Андрей. Запах серы мог напрочь отбить нюх у любой охотничьей собаки.

— Давай тогда смотреть, — продолжил боярин, — куда этот враг собачий дальше пожаловал.

Умной и Молчан вышли из кельи. Подвал их внимания не привлёк. Глухие стены да лестница наверх — смотреть нечего и укрыться негде.

Вверх по лестнице, в коридор, куда выходили двери монашеских келий. Где недавно жил и Филипп.

Боярин наугад толкнул несколько дверей.

— Все кельи проверены, господин, — подскочил опричник. — Никого, ручаемся.

— Окна везде одинаковы? — поинтересовался Умной.

— Кажется, да.

Опричник запнулся.

— Проверю ещё раз, на всякий случай.

Он быстро пробежался по коридору. Дверь слева, дверь справа, слева — справа, и так, пока коридор не кончился.

— Одно и то же! — доложил он, проглядев последнюю из келий.