Любовница с характером - Эбби Грин

– Просто сделай это, Деметриус. Я не жду дискуссий по этому поводу.

Отключив телефон, Алексио почувствовал, что немного приходит в себя. Сидони не вскружила ему голову настолько, что он забыл о собственной защите. Он все держит под контролем.

Но этот контроль грозил разлететься на кусочки, когда, услышав шаги Сидони, он повернулся к ней. На секунду Алексио перестал дышать.

На ней было шелковое ярко-оранжевое платье, которое держалось на одной бретели. Декольте подчеркивало восхитительные линии груди. Шелк прикрывал колени, но в длинном разрезе сбоку виднелась нога.

На Сидони не было ничего, чего бы он не видел на других любовницах. Бывали и более откровенные наряды. Но Алексио захотелось приказать ей переодеться. Но он не ревнивый до сумасшествия любовник. Эта мысль заставила его остановиться и сделать глубокий вдох.

– Так нормально?

Сидони хмурилась, одергивая платье. Это был один из тех моментов, когда она казалась невероятно открытой, напоминая женщину, которую он встретил в самолете, – резкую и беззащитную одновременно.

– Иди сюда, – прохрипел Алексио.

Сидони приблизилась, и ему пришлось подавить стон желания. Ее длинная, стройная нога показывалась во всем своем великолепии, когда она шла к нему.

Женщина остановилась и подняла голову. Ее распущенные волосы сверкали, кожи уже коснулось сияние солнца, несмотря на невероятное количество солнцезащитного крема, которым она постоянно пользовалась. Веснушки усеяли нос и щеки. И плечи.

Когда Алексио наконец смог коснуться Сидони без желания перекинуть ее через плечо и унести обратно, он положил руку ей на шею, и от прикосновения к шелку ее волос в теле родился спазм.

– Ты выглядишь… потрясающе.

– Спасибо… Как и ты.

Алексио привык к комплиментам и считал их пустыми. Но не из уст Сидони. Он убрал руку, зная, что, поцеловав ее, не сможет остановиться. Вместо этого он повел Сидони к гаражу, где стояла спортивная машина – одна из новых моделей, разработанных его братом.

Это был автомобиль с откидывающимся верхом, и Сидони в восхищении присвистнула, забравшись туда. Алексио придержал ей дверцу, стараясь не смотреть на обнаженную ногу. Черт возьми, может, все-таки попросить ее переодеться?

Сжав зубы и жалея о решении отвезти Сидони проветриться, Алексио сел за руль.

Они ехали вдоль побережья. Небо становилось темнее, а огни приближающегося города все превращали в сказку. Алексио вел машину сравнительно медленно по узким дорогам, и прохладный вечерний воздух восхитительно обдувал разгоряченную солнцем кожу Сидони.

Алексио выглядел великолепно в темном костюме и темной рубашке. Чем больше времени она проводила с ним, тем более красивым он ей казался.

– Ты замерзла? – неожиданно спросил он.

Сидони покачала головой:

– Нет. Я люблю, когда свежо.

Алексио снова посмотрел на дорогу:

– Я должен был подсказать тебе, что надо взять куртку. По ночам в это время года еще прохладно.

Она улыбнулась:

– Не можешь удержаться?

– Удержаться от чего?

– Ты опекаешь меня. Уверена, ты так обращался с матерью.

Алексио фыркнул и сжал зубы.

– Поверь мне… – Его тон был ледяным. – Моя мать не нуждалась в опекуне. В ком угодно, но только не в нем.

Сидони нахмурилась:

– Почему ты так говоришь? Какая она была?

Он сильнее стиснул зубы.

– Холодная. Она была поглощена собой. И ей никто не был нужен.

– Всем нужен кто-то – даже если они не хотят это признать. Наверное, она была одинока.

Он ответил не сразу.

– Возможно… Но я не хочу обсуждать мать, когда нам есть о чем поговорить – например, что я везу тебя в клуб.

Сидони чувствовала, что перед ней захлопнули дверь, его личная жизнь явно была вне зоны доступа. Она подумала о собственном мрачном прошлом… Даже к лучшему, что Алексио не допускает такой близости.

Он припарковал машину у здания, похожего на элитный отель.

– Отсюда придется идти, пешеходные улицы, – пояснил он.

Он отдал ключи подбежавшему к ним юноше, восхищенному невероятной машиной, и подошел к дверце Сидони, чтобы помочь ей выйти. Сидони задрожала; ее смущало, что их с Алексио увидят.

Не отпуская ее руку, он что-то сказал юноше на греческом языке. Тот побледнел.

– Что ты ему сказал? – с любопытством спросила Сидони, когда они отошли.

Алексио улыбнулся:

– Я предупредил, что, если на машине будет хоть одна царапина, я переломаю ему ноги.

– Ох… Но ты не стал бы это делать, правда?

Алексио остановился и в ужасе на нее посмотрел:

– Конечно нет, за кого ты меня принимаешь? Я лишь заставил бы его платить мне до конца жизни.

Сидони обняла Алексио и сказала с насмешливым облегчением:

– Это гораздо лучше, чем сломанные ноги.

Алексио чувствовал грудь женщины рядом со своей рукой и был вынужден стиснуть зубы. Он еще не отошел от ее вопросов о матери. «Наверное, она была одинока…»

Ему всегда казалось, что его мать одинока, и ему не нравилось, что невинное замечание Сидони вернуло его к тому времени, когда было очевидно, что он не сможет защитить мать, потому что та не позволит. Даже если нуждается в этом.

Алексио заставил себя подавить ненужные воспоминания. Они приближались к ювелирным магазинам, и Сидони в восторге остановилась перед одним из них.

Она глубоко вздохнула и кинула быстрый грустный взгляд на Алексио:

– Должна признаться в очень отталкивающей черте: я люблю блестящие вещи. Отец говорил, что я, словно сорока, одержима блестящим.

Алексио ощутил разочарование. Это было то, к чему он привык. Выпрашивание. И пусть Сидони не говорит прямо, разве это не то же самое? Она подсказала, что любит ювелирные украшения, а значит, ожидает, что он ее побалует чем-нибудь.

Сидони нахмурилась:

– Что такое?

– Ничего. – В его голосе слышалось напряжение. – Клуб вон там.

Cидони почувствовала, что сделала что-то не то. На лице Алексио было написано… отвращение. Она сглупила, проболтавшись, что любит сверкающие вещи. Это была черта, унаследованная ею от матери, но речь не шла о настоящих драгоценностях. Когда она обнаружила свою детскую коробку во время уборки, то едва сдержала смех, потому что та была полна блестящих пуговиц и фольги. Точно не коллекция сокровищ.

Сидони постаралась подавить беспокойство и последовала за Алексио в загадочную дверь без вывески. Мужчина в черном костюме с наушником впустил их внутрь, почтительно кивнув.