Море воспоминаний - Фиона Валпи

– А где же Каролин? – спросила девушка, когда он одной рукой взял ее багаж, а другой обнял за талию и притянул ее ближе к себе. Так они медленно пошли к выходу – две одинокие фигуры, задержавшиеся на платформе.

– Она ждет нас в salon de thé[49] через дорогу. Решила позволить мне встретиться с тобой наедине, если я пообещаю привести тебя прямо туда, – усмехнулся он. – Она сказала, что первые пять минут твоего общества всецело мои, но потом мне придется делить тебя с ней до конца твоего пребывания у нас.

Они пересекли оживленную улицу и направились к чайной напротив. Элла толкнула дверь и мгновенно оказалась в сладком плену восхитительного сахарно-миндального запаха свежего печенья макарон[50] и Каролин, которая бросилась обнимать свою долгожданную подругу. Смеясь и болтая, задыхаясь от радости и необходимости немедленно узнать обо всем на свете (несмотря на регулярный обмен тем, что отец Эллы называл «ежедневными депешами из-за Ла-Манша»), они заказали свежий чай и тарелку пирожных. Элла сидела абсолютно счастливая между любимыми друзьями. Каролин налила золотистый дарджилингский чай в фарфоровую чашку и передала ее Элле.

– Вот, возьми эклер. Они здесь очень популярны. А теперь расскажи, ты сдала выпускные экзамены? Ты теперь профессиональный секретарь?

Элла кивнула, погружая в заварное тесто вилочку для пирожных.

– М-мм, ты права. Они очень вкусные. Да, я сдала экзамен. И скорость набора текста у меня лучшая в классе. Правда, моя стенография оставляет желать лучшего, но я много занималась, чтобы разобраться в ней. Я уже сказала маме, что осенью, по возвращении из Франции, займусь поиском работы. Но я планирую навести кое-какие справки здесь, чтобы узнать, не отыщется ли чего-нибудь подходящего. В британском посольстве наверняка что-то есть. Мои родители не хотят, чтобы я уезжала из Морнингсайда дальше Нового города, поэтому я решила сначала выяснить, какие варианты могут найтись для меня в Париже, прежде чем сообщить им новость о том, что хочу переехать сюда на некоторое время. Они и так уже достаточно обеспокоены всем, что происходит сейчас в Европе. Отец говорит, что Германия заставляет его нервничать, несмотря на то что и Англия, и Франция одобрили вторжение в Чехословакию.

– Мы понимаем их беспокойство, – Каролин сделала глоток чая и осторожно поставила чашку на блюдце, – но мы будем поддерживать тебя здесь. И ты можешь оставаться с нами столько, сколько захочешь. Maman и Papa будут очень рады видеть тебя.

– Расскажи мне о Лувре, – попросила Элла Каролин, и ее глаза засветились при мысли о предстоящем посещении музея со всеми его сокровищами. Кристоф нашел под столом ее руку и крепко сжал.

– Я сгораю от нетерпения показать тебе все, – ответила Каролин. – Сами по себе галереи завораживают, но еще интереснее наблюдать за тем, что происходит в кулуарах. Ну, во всяком случае, я так думаю.

– А над чем вы сейчас работаете?

Небольшая реставрация «Итальянской Мадонны» неизвестного художника эпохи Возрождения. Поначалу мы были взбудоражены, так как думали, что это Фра Анджелико[51], но оказалось, что просто его школа. Все равно очень красиво.

– А как в банке? – Элла повернулась к Кристофу, продолжая сжимать его руку под дамасской скатертью. – Месье Дюпон уже простил тебя за пролитый на бухгалтерскую книгу кофе?

Он вздохнул и отправил в рот еще один кусочек шоколада со сливками.

– Нет, он не из тех, кто умеет прощать. Куда хуже, конечно, что он рассказал об инциденте Papa, и я выслушал еще одну лекцию о своей неаккуратности и отсутствии должного усердия. А как мне заниматься тем, что ненавижу, тем, из-за чего терплю обиды и оскорбления, тем, что отрывает меня от живописи? Как я тебе завидую, Каролин.

Его сестра кивнула, вытирая уголок рта салфеткой.

– Я знаю. Ты мне это каждый день говоришь, – вздохнула она. – Но ты же знаешь, что Papa не готов финансировать тебя как художника. Ты должен до поры до времени оставаться в банке; по крайней мере, пока не накопишь достаточно денег, чтобы быть независимым. И вот тогда ты сможешь делать все что пожелаешь. А сейчас постарайся не раздражать Papa еще больше. Ты же знаешь, как он обеспокоен. Давай забудем о наших бедах, пока Элла с нами, и будем наслаждаться каждым моментом ее пребывания здесь.

Они собрали свои вещи, Кристоф взял чемоданы Эллы, распахнул дверь, и они снова вышли на августовскую жару.

– Мы поедем на трамвае? – спросила Элла, заметив рельсы, проложенные по булыжной мостовой.

– Нет, сейчас ими мало кто пользуется. Все нынче предпочитают метро. И конечно, будущее за автомобилем. – Кристоф поставил ее чемоданы на тротуар и поднял руку, чтобы выманить горбатое такси из потока проезжающих машин.

– Numéro trois, rue des Arcades, s’il vous plait, monsieur[52].

Элла взяла своих друзей под руки, откинулась на гладкое кожаное сиденье такси и с волнением смотрела в окно, пытаясь разглядеть достопримечательности Парижа.

* * *

Дом Мартэ на улице Аркад тоже был безмятежно элегантен, как и дом на острове Ре, хотя и чуть более респектабелен. Он представлял собой высокий особняк из камня цвета печенья, увенчанный мансардной крышей из серого сланца. По всему фасаду тянулся длинный ряд кованых балконов.

Марион открыла черную парадную дверь с блестящей медной фурнитурой и заключила Эллу в объятия:

– Входи, дорогая Элла! Bienvenue. Как прошло твое путешествие? А как поживает твоя дорогая мама?

Ее темные кудри, уложенные в такой же аккуратный пучок, что и на балу в особняке губернатора, казалось, были пронизаны тонкими серебряными нитями больше, чем прошлым летом. «Может быть, это просто парижский вечерний свет придает им такой вид», – подумала Элла.

В гостиной створчатые окна были распахнуты настежь, чтобы впустить вечерний воздух, охлаждающий комнату с высоким потолком. За окнами, обрамленными длинными портьерами из экзотического шелка, вышитого китайскими птицами и цветами, были видны загорающиеся огни в соседних домах, окутанных городскими сумерками. Длинные лилии в вазе, стоявшей на овальном библиотечном столике в дальнем конце гостиной, наполняли теплый воздух ароматом, который перенес Эллу прямиком в Губернаторский особняк на острове, в тот прекрасный вечер прошлым летом, когда они с Кристофом вальсировали, прижавшись друг к другу.