Мужская тетрадь - Татьяна Москвина

Он засмеялся. Потом сказал: «Абсолютно точно».

Люди, попадающие в магический круг этой судьбы, обязаны выполнить свое предназначение, а потом безропотно идти восвояси. Тут все по доброй воле – их никто не приглашает входить и никто не держит, когда они уходят. Вот вам картинка с Московского фестиваля 1999 года. Банкет в саду «Эрмитаж». Меньшиков проводил церемонию открытия с щегольским артистизмом идеальной модели. Теперь сидит за столом, пьет, закусывает, болтает, ослепительно улыбается знаменитой улыбкой прирожденного превосходства, охотно раскланивается, правда, его покой берегут два увесистых, но добродушных с виду охранника. Заходит разговор о том, что накануне в Москву приехала Ванесса Редгрейв, знаменитая актриса, которая в свое время, потрясенная Меньшиковым в роли Калигулы, увезла его в Лондон играть спектакль «Когда она танцевала». Год где-то Меньшиков жил в Лондоне, играл Есенина с Редгрейв-Дункан. Теперь Редгрейв, появившись в Москве, сразу, с порога рассказала прессе, как высоко она ценит этого блистательного, неповторимого русского актера. «Так трогательно, – говорит неповторимый актер и поворачивается к сидящим слева. – А где, кстати, Ванесса Редгрейв? – Поворачивается направо. – Вы не видели Ванессу Редгрейв? Нет?» Нет, не видели. Разговор заходит о другом. И так ясно-ясно, что, пройди сейчас мимо Ванесса Редгрейв, раздастся чарующий баритон: «Ванесса, боже мой!» А не пройдет мимо – как говорится, и бог с ней…

Велик ли его талант?

Все режиссеры и все партнеры всегда давали меньшиковской работе на сцене и экране высшие оценки. Но его творческая жизнь двигается негладко, неровно, какими-то импульсами – резко взлетел на «Покровских воротах», а потом долго, до мрачно-романтического фильма «Дюба-дюба» Александра Хвана (1992) жил в кино полупроявлениями, мгновениями, не в настоящую силу. Поставил, почтительно и прилежно, «Горе от ума» и вдохновенно играл месяца три – а потом заскучал, надоело, искра высекалась с трудом (так неровно, на даре Аполлона, игрывали в прошлом веке русские трагики-гастролеры). Сейчас, в спектакле «Кухня», играет что-то совсем странное – владельца замка и кухни, короля Гюнтера – холодную эгоцентрическую гадину, не признающую мира вне своего злобного и неврастенического «я». Но этот проект – его самостоятельное хотение, значит, была внутренняя необходимость сыграть именно такую роль.

В силу абсолютной музыкальности он может сыграть на любом языке – его французский в картине «Восток-Запад» безупречен фонетически, при том что языка он не знает. Но вот любую роль он сыграть не сможет. Вряд ли ему удалось бы создать некий отдельный от себя, объективированный характер. К тому же ни в одном его герое нет никакой оценки «от автора». Он представляет себя в предлагаемых обстоятельствах и переводит себя, обыкновенного и бытового, в нечто высшее и творческое. Как в любом большом актере, в нем заключена некая весть современникам, некое послание.

Это рассказ не про маленького, простого, обыкновенного человека, но про существование гордое, обособленное, отдельное, высокое, упрямо сопротивляющееся – вплоть до преступления и безумия. Рассыпавшийся в начале 90-х русский социум выбросил в хаос жизни массу упрямых индивидуалистов – и Меньшиков, конечно, их герой, но герой артистически идеализированный и романтизированный. Вот, скажем, его последняя работа – Алексей Головин из фильма Режиса Варнье «Восток-Запад». Человек совершил трагическую ошибку – вернулся в сталинскую Россию и погрузил себя и свою семью в ад. Все, что он совершает в фильме, далеко от нравственности – он и отрекается, и обманывает, и предает, во спасение жены и сына из ада. Это странным образом ничуть не касается его личности и души. Как был дивный и чудесный, так им и остался. Поступки – сами по себе, человек– сам по себе. Трагический накал горя, отчаяния и вины обеспечивает полное сочувствие меньшиковскому герою. Точно так же не подвержено никакому сомнению право Чацкого судить, насмешничать и разрушать чужую жизнь – он поэт, он существо высшей породы, он живет своими страстями и мечтами, он прав, а не мир, который оттолкнул его в испуге…

Время активного разворота России к миру превознесло такого актера – с лицом, уместным в любом европейском или американском фильме, гордого индивидуалиста, воинственно хранящего собственное достоинство и талант и убежденного в том, что жизнь дает за человека ту цену, которую он сам себе назначит. Своего рода «русская мечта».

А почему он не женится?

Самое интересное в этом вопросе – то, что ответ всем (в Москве, в этом кругу) известен. Но даже отпетые журналюги из желтой прессы принимают участие в общем заговоре умолчания. «О личной жизни ничего не известно». «Тайна, тайна – никто не знает». Проще говоря – не хотим, не желаем знать, подите все прочь, оставьте нам хоть одного героя, про которого – «ничего не известно». Затыкаем уши, закрываем глаза, ничего не желаем слушать. Он другой, он не такой, как вы все, свиньи. «Туман, секрет, загадка». Не надо никаких жен, ничего не надо. Чей? Ничей, твой, мой, всеобщий. Любовник для всех – покупай билет, смотри и мечтай, будь ты хоть кривобокой старушкой. Не отбирайте последнее, гады.

Что хотите пишите – не поверим. Будем твердить как заклинание, как молитву, как просьбу о пощаде – неизвестно, неизвестно, неизвестно…

Меньшиков сыграет Эраста Фандорина?

Видимо, так: Никита Михалков собирается продюсировать экранизацию романа Б. Акунина «Статский советник», с собой в роли князя Пожарского и Меньшиковым – Фандориным, и это было бы идеальным совпадением. Фандорин – фантомный герой. Но вот же он осуществился на словах, и полюбили же его читатели – вместе с седыми висками, японской гимнастикой, «это раз, это два, это три» и графинями в будуаре. Теперь фантомный герой имеет возможность экранного воплощения, и, я думаю, он это сделает. Потому что своего Фандорина Акунин не выдумал, а заметил, уловил какую-то пока бесплотную тень, какой-то носящийся в эмпиреях и эфирах дух. И этот фантом наверняка давно облюбовал Олега Меньшикова, мастера изображать «некто» и «нечто», как своего возможного воплотителя.

Есть актеры, пришедшие в искусство «от земли», «от времени», «от общества», «от знакомого театра», а есть – «из ниоткуда с любовью». Странное это племя, точно призраки или привидения, и замедленными шагами марионеток рока проходят они свое жизненное поприще. Они прославляются мгновенно. Бывает, что их вдруг перестают снимать, неизвестно почему (могу напомнить нашего давнего Овода, немыслимого красавца Олега Стриженова). С ними вообще мало происходит понятного и объяснимого. Так что Фандорин для Меньшикова – это было бы хорошо, это еще один шаг в тумане национальных грез, еще одно «зеркало для героя», которого нет и который есть.

Современники, любя Меньшикова и его фантомного героя, начинают уважать сами себя и что-то понимать о ценности отдельного человеческого существования. Сказать, что нет в этой отдельности, вызывающей массовый интерес, никакой печали, не берусь. При всем моем восхищении его творчеством Меньшиков для меня – пришелец из другой галактики. Он и играет чаще всего таких пришельцев, которые метеорами пронзают окружающее пространство, проездом из ниоткуда в никуда, к вящему несчастью свидетелей сего трагического падения. В девяносто девятом году о нем вышла книга. Продираясь сквозь высокопарные благоглупости этого сочинения в четыреста страниц, читатель с удивлением может обнаружить, что герой книги не беседовал с ее автором. Но дело обстоит еще хуже. Он ее даже не читал. Можете вы себе такое представить? «Да я посмотрел, там на обложке написано – Олег Меньшиков, заслуженный артист России… Я не заслуженный артист России, все вранье. Ну, значит, и остальное не лучше».