Штурмовик Империи - Алексей Любушкин

все «утренние процедуры» почти сам и получил за это заслуженный нагоняй от Марии, которая впервые выспалась за последние несколько дней.

По рассказам сестры, неделю назад она делала перевязку моему знакомому генералу. Хан Нахичеванский в одном из сражений с германскими разъездами получил ранение и отбыл в Ставку Верховного Главнокомандующего. Или его отозвали в связи с прошедшими ранее событиями. Ранение в руку несмертельно, но для кавалериста имеет большое значение. В общем, скорее всего он меня и сдал, рассказав о боевом пути Лейб-гвардии Конного полка, после чего со спокойной душой отправился к Николаю II за очередной порцией славы.

Тут далеко ходить не надо, его точно ждет новое назначение и большие проблемы для новых подчиненных. Зато представляю, каким довольным сейчас ходит Скоропадский. Ждет его должность командира первой гвардейской бригады, а позже и первой гвардейской кавдивизии. На удивление шустрый карьерист, правда, есть и хороший момент. В таком случае полковник Гартман станет командовать Конным полком Лейб-гвардии. Все-таки мое первое подразделение в новом мире, и любые хорошие изменения очень приятны.

Также Мария, пользуясь своим положением, отправила по телеграфу запрос в первую кавдивизию Гурко насчет моих бойцов. Надеюсь, еще живы, и я смогу забрать их из самой мясорубки осенних боев.

Привычный распорядок дня был прерван новым посетителем, который зашел в палату в сопровождении нескольких офицеров. Память впервые заранее снабдила меня информацией о посетителе. Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич Романов. Историческая величина, как никак.

— Дмитрий, не надо вставать. Мария, рад тебя видеть, — улыбнулся моей сестре великий князь и махнул рукой своим сопровождающим. — Господа, проходите.

Несколько офицеров торжественно вошли с бархатными подушками в руках, а за ними гражданский с громоздкой аппаратурой. Фотоаппарат?

— За храбрость и мастерство в бою под Каушеном великий князь Дмитрий Павлович Романов награждается орденом Святой Анны 4-й степени. За совершенный подвиг по спасению корнета Вяземского орденом Георгия 4-й степени и Георгиевским оружием за действия в тылу врага и сбитие вражеского самолета. Награждение происходит одновременное с присвоением нового звания поручик. Благодарю за службу!

— Служу Царю и Отечеству!

Далеко не каждого награждает сам Верховный Главнокомандующий, да еще целым дождем наград. Особенно порадовала «клюква» и Георгиевское оружие без генеральских бриллиантов. Это как знак для всех «осторожно опасность»! Идет парень, который умеет пользоваться шашкой, сам по жизни храбрец и, возможно, отморозок на всю голову. С другой стороны, больше шансов, что при попытке убийства кинут бомбу или застрелят.

Впрочем, с Романовым не могли поступить иначе и, может, даже чуть-чуть пожадничали. Главное награждение произвело огромное впечатление на Марию. Она радовалась больше всех, разглядывая награды и шашку с георгиевским темляком. Герой… Героизм, как правило, исправление чужих ошибок. И в то же время готовность пожертвовать собой ради своих друзей и близких одно из лучших человеческих качеств. Правда, хотелось бы, чтобы больше выжило своих, а умирали враги.

— Оставьте нас! — приказал Николай Николаевич и выразительно посмотрел на Марию.

Дождавшись момента, когда мы останемся вдвоем, великий князь задал давно мучающий его вопрос.

— Что с тобой происходит, Дмитрий? Несомненно, ты принадлежишь к правящей династии, но приказывать генералам… Немыслимо! Нарушение военной субординации, авантюризм и нарушение планов военной кампании! Жду объяснений, — заходил по комнате Николай Николаевич.

Специально нагнетает и опасается, что у меня и правда есть полномочия от императора. Вряд ли в семье Романовых все гладко.

— Кому-то приходится брать ответственность и принимать решение, когда остальные начальники не готовы действовать. Мои советы лишь помогли правильно использовать кавалерию в маневренных сражениях, поэтому не вижу за собой никакой вины.

— Дмитрий, ты же прекрасно знаешь, что кавалерия мое детище и главное разочарование. Столько сил в нее вложил… мало мне одного дурака, который разом отправил на тот свет несколько десятков фамилий из бархатной книги, так еще ты устраиваешь дерзкие рейды по тылам немцев. Жить надоело? — внимательно наблюдал за мной великий князь.

Барона Врангеля после его знаменитой атаки не любят, но он герой Каушена, и теперь его обязательно будут двигать наверх. Сейчас очень уважают храбрецов, да и сам ротмистр далеко не дурак, и талант к военному делу у него есть. Впрочем, иногда лучше промолчать. За умного сойдешь.

— Все это, конечно, не отменяет твоих заслуг, и ордена ты честно заслужил. Чем хочешь заняться дальше? — продолжил Николай Николаевич.

Точно не вернуться в столицу. Рано мне покорять Петербург. Пока еще не понимаю местные реалии. Надо придумать план дальнейших действий и пообвыкнуть в новом для себя окружении. Стать своим для офицеров гвардии и получить все воспоминания прошлого хозяина тела.

— Николай Николаевич, верните меня обратно на фронт в свое подразделение. Уверен, что именно там смогу лучше всего послужить Царю и Отечеству.

— Исключено! После твоего ранения решено не задействовать Романовых в боевых подразделениях. Только штабная работа и ординарцы при командующих армиями.

— И что я буду делать? Бумаги перебирать? Я хочу вернуться в гвардию!

— Ты похоже забыл, что находишься в действующей армии! Хочу, не хочу… есть приказ, так что забудь об этом.

— Вы не можете запретить мне защищать свою страну!

Битва наших взглядов, казалось, длилась бесконечно долго. Николай Николаевич очень сильно не любил, когда ему перечили. Тот еще самодур, но в армии его уважают.

— Останешься при штабе, пока я не найду для тебя более спокойную должность. Приказ о назначении будет готов к твоему выздоровлению.

Николай Николаевич бросил строгий взгляд на меня и вышел из палаты. Вот и поговорили. Скорее всего отправит в столицу или оставит при себе на штабной должности. Надо что-то придумать. В Ставке меня сожрут и не подавятся…

Свободное время можно было использовать для изучения нового для меня мира. Пачка относительно свежих газет, принесенных Марией, позволяла утолить информационный голод человека из будущего. Сверяясь с датами, я неосознанно прибавлял тринадцать дней к календарю, а читать, не обращая внимания на неточности и ошибки, может каждый пользователь интернета и первых телефонов с т9. Так что твердые знаки на конце слов и три незнакомые современному русскому человеку буквы не мозолили мне глаза.

«Вторая Отечественная Война» в заголовках газет резала глаза человека, привыкшего к другим формулировкам. Далее фото казака с фуражкой набекрень. Козьма Крючков — герой империи и первый кавалер Георгиевского креста, в эту войну был на первой странице газеты. Подвиг, в котором он один зарубил одиннадцать немцев и получил множество ран пикой, и правда геройский. Очень жаль. Война, которой как бы не было. Герои забыты, пожертвования и благотворительность выставлены как коррупция режима, производственные достижения обсмеяны, а полководцы облиты грязью. Так сказать, политическая необходимость.

Война внесла свои коррективы в жизнь общества. Пятнадцатый год не принесет ничего хорошего армии империи и резко повлияет на патриотическое настроение общества. Повлиять на это я пока никак не могу. Россия не готовилась к долгой войне, а ее промышленность не способна удовлетворить все потребности армии. Наращивание производства в несколько раз было недостаточно. Так что вся надежда на внешнюю торговлю и мои действия по недопущению срыва революционными массами оборонзаказа. Хитро на этом деньги делали.

Стук в дверь отвлек от не самых приятных мыслей.

— Ваше императорское высочество, прошу прощения за беспокойство, но другого шанса у меня может и не быть. Ах да, куда подевались мои манеры. Владимир Алексеевич Гиляровский — репортер газеты Русское Слово.

Репортер? Как он вообще попал в военный госпиталь и мою палату? Это конечно не действующая армия с полным запретом, но… Кстати, фамилия знакомая. Новая капля информация вспыхнула в голове. Точно, как я мог забыть, улица такая есть, книги известные про Москву, да и вроде фильм собирались снимать…

— Проходите, не стойте в дверях. Не люблю титулование, поэтому можете обращаться ко мне по имени отчеству, Владимир Алексеевич. Так какое у вас дело?

— Спасибо, так и правда будет лучше, — не лез за словом журналист и, сняв шляпу с головы, повесил ее на вешалку. — Признаюсь честно, отправиться в Варшаву меня заставила просьба главного редактора Дорошевича. В Минске у меня были некоторые важные дела. И вот я уже в Варшаве всеми правдами и неправдами пытаюсь добраться