Акциденция - Алексей Климин

— Возьми сестру, а то она из дома седня не выходила, и сбегайте-ка к матери, до госпиталю, отнесите, пока тепленькие еще.

Племянники — молодцы, спорить не стали, подхватили узелок и кинулись к выходу. Только Мишка, видно у самой двери, крикнул:

— Дядь, мы быстро, подожди меня, сам к колодцу не ходи, ладно?!

Но ответа он похоже и не слышал, потому как стук закрываемой двери раздался раньше моего «подожду».

— Так что там с бабкой, которая получше Алины лечит? — насмешливо спросил я, вспоминая слова племянницы.

— Да ладно, получше… травница это наша, местная. В Карасихе, что в полутора верстах от слободы живет. Наварчики разные на Анастасиевской водичке делает, примочки там, натирки. Дохтуров-то, говорила уж, нету, вот и пользуют люди. Не лекарствы это конечно, но помогают неплохо. Вон, нашей Манюшке бабкин наварчик как помог, подняли ведь девку! А то и в школу-то по прошлой осени отправить не смогли — от нас не отходила совсем, все норовила при малом шуме под стол али кровать забраться. А сегодня моими коленями обошлась…

— Подожди, — прервал я Марфушу, — и Алина на это пошла?! Чтоб бабке какой-то ребенка доверить? Да и не научно это все — трава какая-то. А уж вода святая… не правильно все это! Она же врач, человек образованный, да и член партии давно!

— Ох, Колюшка, Колюшка… — покачала головой Марфа и посмотрела на меня, как на убогого, — когда с родненьким ребенком беда, то и ум вон! Какое уж тут дохтурство, какая партия, на все согласная будешь! Да и госпиталю бабка Агапиха иногда помогает — лекарствы-то, бывает, не вовремя подвозят, а лечить-то солдатиков чем-то надоть!

— И ты мне это все вот так, в открытую, говоришь?! — нахмурился я.

— А что ты сделаешь?! — нависла надо мной, сидящим, Марфа грозно — руки в боки, — Давай, поди, напиши на Алину нашу, куда вы там все пишите, что б с начальства над госпиталем сняли, заарестовали и за Пашей на Колыму отправили!

— Так, Марфа, тихо… тихо, ничего и никуда я писать не стану — это понятно. Просто все это как-то…

— Как?! — не желала угомоняться та, — Чем плохо-то, кому плохо?! Сначала дитё подлечили… да и раненные, считай, те же детки — лежат, от боли плачут… и что я тебе рассказываю, сам чей через это прошел!

Понимая, что данный спор никуда не ведет, что каждый из нас все равно останется при своем, а я радикальных мер предпринимать не стану… не смогу, решил тогда я, тему сменить:

— А ты про раненных откуда так хорошо все знаешь? Тоже в госпитале, что ли теперь работаешь?

Нет, я-то уже знал про это — от Алины, но вот другой темы, как-то на ум быстро не пришло.

— Нынче все работають, война чай… а в госпитале руки свободные нужны всегда, — Марфуша тоже за раздорную тему цепляться не стала, а снизив напор в тоне, уже спокойным голосом пояснила: — Как Алину сюда с фронту вернули, так и я пошла за ней. Мы ж начинали, когда на госпиталь только бумага имелась — ни людёв, ни мебели подходящей — ничего не было. Это ж позже уже медсестричек образованных прислали, да и дохтуров других тоже. Да, что говорить, и Геворг Ашотович, и Сергей Германович, сами прибыли в таком состоянии, что впору в госпиталь ложить. Их Алинушка с нашим старым Маркелычем сначала выхаживали, прежде чем они дохтурствовать смогли — с фронту были, с полевых больничек. Хорошо, тогда Наталья у нас еще жила, так что было на кого Машу оставить, пока мы госпиталь-то обустраивали.

К этому моменту Марфа и вовсе перестала нависать надо мной, и устроилась напротив за столом, так что разговаривать стало удобней и однозначно — проще.

— Так Маняша что, совсем одна не остается? Так как вы обходитесь? — спросил я.

— Так вот как-то… стараемся, чтоб кто-то был ночью дома из нас, Миша один с ней не управляется — спит плохо девонька наша, плачет. А мальчонке-то тоже ни свет ни заря на работу отправляться, а зимой на учебу. Так что днем часто к Анне Семеновне отправляем, а бывает, и в госпиталь берем. Ее там любят, она песенки поет, сказки солдатикам рассказывает. Ну, в тех палатах, конечно, где выздоравливающие лежат. Она их не боится, видит, что болеют люди и со всей душой к ним. А уж они ее избаловали совсем — сахарок повадились из своих пайков приберегать и ей подсовывать. Уж мы устали с Алиной просить их не делать этого, щеки-то у ребенка чей не раз уже цвели. Так солдатики-то меняются, и новые опять баловать начинають, — покачала Марфа головой, но голос прозвучал не досадливо, а как-то по-доброму.

— Так в доме же еще жиличка подселенная есть. Она что ж, совсем не может за ребенком присмотреть, если надо? Женщина же, и, как я понял, давно живет в нашем доме?

— Жиличка-а… — протянула Марфуша, — ну, ты ж знаешь, начальство она большое. Так что, не с руки ей за чужими детьми глядеть… — и поморщилась, а на меня и вовсе посмотрела как-то странно, будто дите я в жизни ничего не понимающее.

А между тем, интерес мой по поводу жилички был не совсем праздным. Когда я уходил сегодня из отделения, Михаил Лукьянович придержал меня слегка и, оглянувшись, видно примечая, чтоб рядом никого не было, попросил о такой странной вещи, что и сам от осознания, что о таком заговаривает, явно смутился и меня ввел в некую оторопь:

— Ты, Коль, это… — меньжуясь и отводя глаза, произнес он, — я понимаю, что просьба моя возможно неуместна, но все ж я скажу, а ты уж сам решай, будешь ли разбираться с этим. Так вот, слобода маленькая, шило в мешке не утаишь, а потому, собственно, недавно узналось — что Володя… гхм, ухаживает за нашим первым секретарем райкома, Любовью Михалной. И ты ж понимаешь, что я бы в это дело сроду не полез? Не гоже это… Но Володю убили, матушка его померла тоже, а все остальное его общение было здесь — в отделе. Вот и получается, что она теперь единственный человек, который может хоть что-то знать… хотя, конечно, может и не знать…

— А чем я могу помочь-то? — спросил недоуменно.

— Понимаешь, о каких-то официальных отношениях разговора не шло. Просто народ видел их вместе в торговых рядах не раз. Так же, неоднократно, Володя сопровождал Любовь Михалну в поездках по району… хотя вот это делалось с моего согласия и вполне могло считаться охраной. Но было там что-то помимо рабочих отношений… было… поверь.

— Ладно, пусть так. Но от меня-то вы чего хотите?

— Я с ней официально поговорить не мог, поскольку по ее райкомовским делам они ездили дней за десять до убийства. Да и потом, что бы я и как спросил? А вы все-таки в одном доме жить станете… может как-нибудь разговоришь ее… вечером, под чаек — по свойски… ты ж понимаешь, нам любая информация нужна.

— Но я с ней даже не знаком пока, а свойские-то отношения не за один день налаживаются… — пожал я плечами, совершенно не понимая, как можно подобные разговоры вести с человеком посторонним… тем более, женщиной.

— Ну да, ну да… смотри сам тогда… — покивал на это Михаил Лукьянович и отпустил меня уже окончательно.

Но вот мысль, что эта Любовь Михайловна может что-то знать, возможно, даже сама не подозревая об этом, капитан мне в голову заронил.