Дракон из Трокадеро - Клод Изнер

Огюстен Вальми окатил его подозрительным взглядом.

– Подобные умозаключения вас никоим образом не оправдывают, господин Жанг. Как и другие постояльцы отеля, вы обязаны оказывать моим инспекторам всяческое содействие до тех пор, пока мы не найдем убийцу, который совершил аналогичным образом уже не первое преступление.

– Янг, моя фамилия Янг. Вы же не хотите сказать, что все мои соседи обречены безвылазно здесь сидеть!

– Попрошу вас информировать нас обо всех ваших перемещениях. Где вы были этим утром?

– Пялился на витрины на Больших бульварах. Это запрещено?

– Знакомые у вас в Париже есть? Друзья, родственники?

– Если бы были, разве я стал бы останавливаться на этом захудалом постоялом дворе, где клиентов отправляют на тот свет?

– Каков род ваших занятий, господин Жанг?

– Янг, первая буква «Я». Торговля и экспорт. Специализируюсь на разнообразных безделушках, которые туристы считают необходимым дарить родственникам и знакомым либо выставлять на этажерках в виде трофеев. Здесь надеюсь приобрести ряд изящных вещиц, представляющих различные павильоны Выставки, а также миниатюрные Эйфелевы башни, пользующиеся у нас огромным успехом.

Вальми заглянул в свой блокнот.

– Вы знакомы с Уильямом Финчем?

– Нет.

– А с Мэтью Уолтером?

– For Christ’s sake[37]! Я что, должен якшаться со всеми англосаксами, шастающими на Выставке?

– Нет, только с двумя, господин Жанг. Первый – Уильям Финч, англичанин из Бристоля, такой же торговец, как и вы. Его номер примыкает к тому, где убили Форестера. Знаете, ночью, пока он спал, у него сперли штаны и бумажник. Он устроил дирекции настоящий скандал, но самое странное в том, что брюки Форестера тоже исчезли.

Арчибальд Янг умолк и с настороженным видом откинулся в кресле.

– Второй, господин Мэтью Уолтер, поселился в отеле 18 июля, въехав в тридцать шестой номер, в аккурат над комнатой покойного Форестера. Он американский турист из Массашосета – ястребиные глаза, шкиперская бородка, густые бакенбарды. Если верить служащим отеля, весьма неприятный субъект. Перед прибытием полиции сей клиент уплатил по счету и ударился в бега.

– Из Массачусетса, комиссар. А этот господин Уолтер тоже остался в одних кальсонах? Вынужден вас огорчить, у меня нет времени знаться с этими господами. Я вполне мог встречать их в обеденном зале, но не обратил на них ни малейшего внимания. А почему они вас так интересуют? Вы их в чем-то обвиняете?

– Не больше, чем остальных постояльцев и членов персонала отеля. Вопрос лишь в том, что вы признали…

– При чем здесь я? Я живу в двадцатом, в самой глубине коридора.

Комиссар Вальми не сводил с него ироничного взгляда.

– Расстояние между двадцатым и двадцать шестым можно преодолеть за какие-то полминуты, – через мгновение продолжил он безобидным тоном.

– Вы ставите меня в крайне затруднительное положение, комиссар, – выпалил Арчибальд Янг, с трудом сдерживая гнев, – я буду жаловаться на вас в мое посольство.

– Жалуйтесь, господин Жанг, жалуйтесь, но из Парижа – ни ногой, ведь здесь так много достопримечательностей! – ответил на это комиссар, слегка прикасаясь к шляпе.

Арчибальд Янг громко высморкался.

– Комиссар, вы сказали, что схожим образом было совершено еще одно убийство. Его жертва тоже жила в этом отеле?

– Нет. Это был азиат. Установить, откуда он, мы так и не смогли. Кем он был – тонкинцем, аннамитом, китайцем, корейцем, японцем, выходцем из Самоа или какой другой страны Дальнего Востока? Тайна, покрытая мраком. Желаю вам приятно насладиться видом витрин, господин Жанг, и не забудьте вечером вернуться в отель, ведь расследование только начинается, – бросил Огюстен Вальми и с такой силой одернул полы своего пиджака, что чуть не оторвал их.

Затем он удалился, не сказав больше ни слова.

Арчибальд Янг рухнул в кресло, вытащил из кармана еще один носовой платок и вытер лоб. Затем приоткрыл дверь номера, повесил на ручку табличку с надписью «Не беспокоить», повернул ключ и прошел в ванную. Там снял пиджак, расстегнул брюки, развязал тесемки, удерживавшие на груди широкие полосы из толстого мольтона и облегченно вздохнул. Прощай, большое брюхо! Терпеть этот нелепый наряд, радикально менявший его наружность, было настоящей пыткой, но игра стоила свеч: новая жизнь, новые документы, новый человек. Сначала он хотел стать Квентином Данди, но это имя не соответствовало избранному им образу. В конце концов он решил, что ожиревшему буржуа, в которого он превратился четыре недели назад, лучше всего назваться Арчибальдом Янгом. Арчибальд – в честь Арчибальда Дугласа, прославленного шотландца, жившего в XIV веке, а Янг – потому что из пятерых детей в семье он был самым младшим[38]. Запомнить – проще простого. Он склонился к зеркалу, снял с головы рыжеватый парик и засунул его в небольшой ларец. Та же участь постигла бороду, усы и брови. Три часа передышки.

Стоя нагишом под душем, он наслаждался холодной водой, струившейся по его стройному телу.

Лавка торговца вином отбрасывала на тротуар длинную дорожку света. На фоне плит мелькнула чья-то тень, и все разговоры стихли. Человек бросил на прилавок монету, засунул подмышку бутылку и вышел, не сказав ни слова.

– А он не болтлив, – заметил какой-то голодранец, навалившись на прилавок, – я его здесь никогда не видел.

– Заткнись, – пробормотал хозяин, – он темная личность.

– Так оно и есть, – подлила масла в огонь его жена. – От его вида у меня все поджилки трясутся. Видели его глаза? Хищная птица. Говорю вам: гриф, высматривающий жертву, чтобы набить ею брюхо!

Мэтью Уолтер тяжелой походкой шел по улице. Подмастерья, после трудного рабочего дня заигрывавшие с девицами, которые днем полировали украшения в ювелирных мастерских, при его приближении уступали дорогу. Какая-то проститутка, толстая как бочка, караулившая клиентов у водосточного желоба, резво перебежала дорогу.

Мэтью Уолтер завернул в глубину двора. Притаившись за грязными занавесками, матушка Мокрица, вырядившись в индийскую юбку, внимательно следила за всеми, кто шастал туда-сюда. Она бы обратила в звонкую монету даже звезды, если бы могла их схватить. Но этого человека она не продаст, ведь он очаровал ее сразу двумя вещами: во-первых, острыми железными побрякушками, постоянно болтавшимися у него на поясе, а во-вторых, щедрой платой. Временное жилье, которая она сдавала ему поденно, было поистине убогим. Мебель рассыпалась на глазах, металлическая сетка кровати ощетинилась торчавшими в разные стороны пружинами. Но Мэтью было все равно – мягко ему не доводилось спать никогда. На его левой руке красовалась татуировка: Свобода или смерть, украшенная красным драконом, эмблемой стяга его родного Уэльса.