Наледь - Алла Дымовская

Впрочем, за чудесами охотиться Яромир намерения не имел. Поэтому вернулся в торговые ряды, исключительно ради ознакомления с вывесками из расчета на будущее. Покидать город Дорог, в спешке и в обиде, отчего-то ему уже расхотелось. Права оказалась бабка Матрена, надо было сперва оглядеться. А с председателем Волгодонским еще выйдет разговор, и планировал его инженер про себя отнюдь не в мирных выражениях. По крайней мере, в той части, которая непосредственно касалась тигра, предположительно бенгальского, и собственно морального ущерба, пусть неумышленно, нанесенного чувствительному душевному равновесию нового сторожа.

Из череды вывесок Яромир отметил парикмахерскую «Болеро», галантерейное заведение с лотком на вынос «Кутюр и Коробейников», далее по совместительству хлебобулочный и бакалейный магазин со скромным названием «Продмаг № 44». Упомянутый Авдотьей «Походник и браконьер», как и торговая фирма «Ватник вечерний», специализировавшаяся на ассортименте рабочей одежды, были оставлены инженером без внимания. Именно возле «Ватника» Яромир и свернул опять с прямого, торного пути, углубившись, наобум, в дебри переулков города Дорог.

Плутал он недолго. Вскоре Яромиру наскучило. Подумаешь, калитки и ворота, наделы по шесть и по восемь соток, вокруг сетка «рабица» и несортовая доска, отдельные сиротливые кабинки отхожих мест, забытые лопаты или поливочные, ведерные лейки, двуногие непременные скамейки у заборов. Сплошной частный сектор, разве на крышах, шиферных, черепичных и крытых цинковым листом, крутились занятные флюгера. У кого половина шахматного коня, у кого жестяная селедка или, скажем, треугольное сердечко со стрелой. Порой попадалось нечто вовсе несуразное — Иона верхом на прожорливом ките, девица, танцующая канкан, а на одной крыше фанерные «рабочий и колхозница» демонстрировали на все стороны света перекрещенные серп и молот. От созерцания и флюгерного учета Яромира отвлек приятно-шелковистый колокольный звон. Вовсе не церковный, напротив, кто-то отбивал корабельные склянки. Бон-бон, бон! Инженер неторопливо пошел на звук.

Довольно скоро Яромир очутился вновь на городской окраине, зато на какой! Огороженные участки и домишки кончились, начиналось картофельное поле, а за ним березовый лесок. Но вот на пограничной полосе между городом и деревней помещался самый настоящий полустанок, с будкой смотрителя, стеклянным окошком кассы, даже с вокзальной пристройкой-буфетом, вполне чистенькой и положительных ассоциаций.

Имелся, кстати, и перрон, на одном конце которого были установлены ритуальные часы-башенка, на другом — короткий, изогнутый фонарный столб с медным колоколом на веревке. Отсюда, видимо, и доносились до Яромира взволновавшие его звуки. Очевидное утверждение это подкреплялось еще тем, что возле столба с веревкой, расставив короткие ноги на ширину плеч и заложа для солидности обе руки за спину, стоял толстенький человечек.

Инженер справедливо предположил — местное станционное начальство. На человечке переливалась богато расшитая золотым позументом темно-синяя форма — узкие, трубочкой, брюки и короткая, в пояс, двубортная курточка, на голове фуражка с ярко начищенной кокардой, изображавшей лавровый венок, а в нем отчего-то восьмиконечный православный крест. Человечек с некоторым подозрением взирал искоса на Яромира.

Инженер хотел было уже подойти, поздороваться для начала, после и обратиться с вопросом. Он сделал даже первый шаг навстречу, как замер вдруг на месте, пораженный если не громом, то, без сомнения, некоторым временным параличом с утратой дара речи. Железнодорожных путей за бетонной площадкой перрона не было. Никаких. Вместо этого на десяток метров в обе стороны простиралось нечто, сильно напоминавшее вкопанную в землю деревянную лестницу с выступающими перекладинами-брусками. Даже если учесть тот факт, что полозья лестницы имели точную ширину настоящего полотна, все равно ведь, по деревянным путям никакой поезд пройти не сможет. Да и куда идти? Оба края импровизированной «железной дороги» обрывались в раскидистых, непроходимых лопухах, пожелтевших от ночных холодов, но злостно стойких в произрастании.

— Ничего удивительного, сударь! — К находившемуся по-прежнему в ступоре инженеру подошел толстенький хозяин фальшивой станции. — Коли имеется город, при нем должен быть вокзал, а при вокзале буфет, это уж непременно.

— Но поезда ведь не ходят? — возразил ему обретший вновь возможность словесного выражения Яромир.

— Не ходят, — добродушно согласился человечек в форме. — И вряд ли когда начнут ходить. Да это не главное! Главное что? Главное — был бы город, а в городе железнодорожная станция и прочее, ему, то есть городу, положенное. Вы согласны со мной?

— Не знаю, никогда не думал в подобном ключе, — ответил Яромир, — возможно, вы правы. Но зачем тогда звоните в колокол?

— Как зачем? — удивился толстячок. — Объявляю время. Когда полдень, когда полночь, когда кому закрываться, когда, наоборот, пора открывать, когда танцы, когда торговые часы — на каждый случай своя мелодия имеется. Сейчас, для примера, тутошних любителей выпроваживал, пора им честь знать.

И действительно, сию минуту из дверей привокзального буфета вышли двое посетителей, слегка нетрезвые, но достаточно мирные с виду, они прошли умеренно равновесной походкой мимо смотрителя.

— До завтра, уважаемый Морфей Ипатьевич, раз воскресенье, — сказал один из них, помахав на прощание издалека клетчатой суконной кепкой.

— До завтра так до завтра, — согласился толстяк, важно кивнул и отвернулся. Потом, спохватившись, смотритель оборотился в сторону Яромира, протянул круглую сахарно-белую ладошку: — Морфей Ипатьевич Двудомный. Начальник станции и по совместительству учетно-временной распорядитель.

— Яромир. Новый заводской сторож, — пожал протянутую руку инженер, стараясь не выдать вновь охватившую его тревожную растерянность.

— Надо же! Никак не ожидал, — в свою очередь не менее Яромира растерялся станционный смотритель Двудомный. — Вы, однако, легки на помине. Сразу и в дамки, — произнес он нечто мало понятное. — Только что же это я? Ах, как неучтиво вышло! Разве лишь глубокое мое изумление, по поводу, может извинить!.. Кстати, не желаете ли за знакомство? — Морфей Ипатьевич щелкнул себя двумя пальцами под подбородком, сообщая инженеру о намерении выпить. — Не беспокойтесь, предлагаю исключительно пиво. Сведения о вашей воздержанности просочились и к нам, в отдаленный, так сказать, от главного потока жизни уголок.

Они вошли в станционный буфет, в котором не оказалось не то чтобы иных посетителей, но даже обслуживающего персонала. Ни традиционной разухабистой тетки за стойкой, ни ворчащей под нос официантки, ни бормочущей всевозможные жизненные жалобы уборщицы. Пустой стоял буфет.

— Здесь, наверное, закрыто? — Яромир огляделся, его полувопрос-полуутверждение повис в воздухе.

— Здесь всегда так, — пояснил с поспешностью Морфей Ипатьевич, сделал приглашающий жест. — Вы присаживайтесь, куда пожелаете, а я уж стану угощать. Буфет тутошний на полном доверии, с уважением к личности, образно говоря. Клади денежку в кассу, бери взамен, что душа желает.