История Смутного времени в России. От Бориса Годунова до Михаила Романова - Александр Нечволодов

Темные пути, которыми достиг Борис престола, недостойный нравственный облик патриарха Иова и чрезмерное развитие доносов, в связи с ужасами пережитого голода и мора, оказали, как мы уже говорили, самое развращающее влияние и на все население. У каждого в сердце было сомнение насчет истинных прав Бориса на царство, что, конечно, влекло за собой упадок любви к государю, а вместе с тем и любви к Родине, так как оба эти чувства неразрывно связаны между собой в сердцах русских людей; многие стали думать только о своих личных выгодах.

По-видимому, Борис был своевременно осведомлен, что под именем Димитрия скрывается Отрепьев. При этом он считал, что появление самозванца – дело рук бояр, и открыто высказал им это, но указать определенно на кого-либо из них он совершенно не мог.

Годунов приказал также привести в Москву, в Новодевичий монастырь, мать покойного Димитрия, бывшую царицу Марию Нагую – инокиню Марфу, и спрашивал ее вместе с патриархом Иовом, а затем и со своей женой, жив ли ее сын или нет. На это инокиня Марфа будто бы отвечала, что она точно сама не знает; тогда царица Мария Григорьевна, как истая дочь Малюты Скуратова, схватила горящую свечу и хотела выжечь старице глаза.

Чтобы окончательно удостовериться в личности самозванца, Борис послал в Литву гонцом ко Льву Сапеге родного дядю Григория – Смирного-Отрепьева с грамотой о пограничных делах и поручил ему повидаться с племянником, чтобы уличить его. Но Сапега отклонил все требования Смирного-Отрепьева иметь очную ставку с Лжедимитрием, под предлогом, что он не может решить это без сейма. На сейм, в заседании которого была произнесена приведенная нами речь Яна Замойского, прибыл посол Бориса Постник-Огарев и от имени царя прямо требовал у короля казни или выдачи Григория, но Лев Сапега отвечал Постнику-Огареву, что король не думает нарушать перемирия, а названному царевичу помогают только частные лица и казаки, причем в настоящее время он уже за пределами Польско-Литовского государства.

Тем временем в Москве Иов и князь Василий Иванович Шуйский уговаривали народ не верить появлению царевича, который погиб в Угличе, и указывали, что его имя принял на себя вор-расстрига – Гришка Отрепьев.

Вслед за тем, в январе 1605 года, патриарх Иов стал рассылать по областям длиннейшие грамоты. Он приказывал в них духовенству ежедневно петь молебны, чтобы Господь отвратил Свой праведный гнев от Российского государства и избавил его от разорения, которое ему несут литовские люди и Гришка Отрепьев; в грамотах этих подробно рассказывалось бегство Григория из Чудова монастыря, путешествие с Варлаамом и Мисаилом Повадиным и дальнейшие его приключения; в конце концов он предавался проклятию. Но народ мало верил писаниям Иова и с жадностью читал распространявшиеся во множестве подметные грамоты Лжедимитрия, который отправил и самому Годунову укоризненное письмо с убеждением покаяться в своем преступлении и просить у него прощения.

«Жаль нам, – писал Лжедимитрий Борису, – что ты душу свою, по образу Божию сотворенную, так осквернил и в упорстве своем гибель ей готовишь: разве не знаешь, что ты смертный человек? Надобно было тебе, Борис, удовольствоваться тем, что Господь Бог дал; но ты в противность воле Божией, будучи нашим подданным, украл у нас государство с дьявольской помощью… мы были тебе препятствием к достижению престола, и вот, изгубивши вельмож, начал ты острить нож и на нас, подговорил дьяка нашего Михайлу Битяговского и 12 спальников с Никитою Качаловым и Осипом Волоховым, чтобы нас убили; ты думал, что заодно с ними был и доктор наш Симеон, но, по его старанию, мы спасены были от смерти, тобой нам приготовленной. Брату нашему ты сказал, что мы сами зарезались в припадке падучей болезни; ты знаешь, как брат наш горевал об этом… Опомнись и злостью своей не побуждай нас к большему гневу; отдай нам наше, и мы тебе, для Бога, отпустим все твои вины и место тебе спокойное назначим: лучше тебе на этом свете что-нибудь претерпеть, чем в аду вечно гореть за столько душ, тобой погубленных».

Письмо это было написано в то время, когда Лжедимитрий находился уже в пределах Московского государства, куда он выступил из Самбора в половине августа 1604 года. Всего у него было собрано около трех тысяч человек; одна половина их состояла из разных польских искателей приключений, избравших себе гетманом Юрия Мнишека, а другая – из казаков. Конечно, было бы нелепо и смешно идти завоевывать с такими ничтожными силами Московское государство, если бы Лжедимитрий и его сообщники не принимали в расчет глубокое недовольство, господствовавшее против Бориса среди его подданных, в особенности же в Северской Украине, а также и между казаками.

Расчет этот оказался верен. Уже в конце августа к самозванцу прибыло посольство от донских казаков и привезло в оковах дворянина Петра Хрущева, которого послал Борис на Дон, чтобы вербовать этих самых казаков против самозванца.

Для наступления к Москве Лжедимитрий отказался от обычной дороги из Литвы на Оршу, Смоленск и Вязьму, а решил следовать в более южном направлении – через Северскую Украину, что давало ему выгоды двигаться по стране с благоприятствующим ему населением и не терять связи с обитателями Поля – запорожцами и донцами. Его небольшое войско выступило по нескольким дорогам к Днепру и подошло к нему в начале октября; следом за ним шло и войско князя Януша Острожского, по-видимому, с намерением помешать самозванцу перейти Днепр, но Юрий Мнишек уговорил Януша не препятствовать этому. Григория сопровождали, по выраженному самим им желанию, два иезуита – ксендзы Николай Чижовский и Андрей Лавицкий.

После трехдневного отдыха в Киеве Лжедимитрий перешел Днепр у Вышгорода. Вслед за этой переправой тотчас же начала подниматься и Северская Украина. Еще не достигнув московского рубежа, он получил радостную для себя весть, что пригород Чернигова – Моравск сдался ему без боя. Слыша о приближении «царя и великого князя Димитрия Ивановича», жители Моравска, после некоторых размышлений, вместе с казаками и стрельцами перевязали своих воевод и выдали их передовым войскам самозванца. Через неделю то же самое повторилось и в Чернигове. Но у Новгород-Северского Лжедимитрия ждала неудача. Сюда успел подойти доверенный воевода Бориса Петр Феодорович Басманов с приведенными им московскими стрельцами. Когда поляки потребовали сдачи города, то им отвечали из него крупной бранью, а затем отбили их приступ.

Эта неудача очень раздражила самозванца, и он стал укорять поляков в недостатке храбрости; они рассердились и совсем уже хотели его покинуть, но в это время как раз была получена весть чрезвычайного значения, а именно, что царский воевода – князь Василий Рубец-Массальский сдал войскам самозванца город Путивль, самый важный из городов в Северской Украине. Скоро, по примеру Путивля, стали передаваться и остальные города этой Украины: Рыльск, Севск с своим уездом – Комарницкой волостью, Курск и Кромы; в то же время делу самозванца сильно помогали и казачьи отряды, шедшие ему на помощь по «Крымской дороге» и заставившие перейти на его сторону города – Белгород, Одоев, Ливны и другие. Таким образом, он стал обладателем огромного пространства по Десне, Сейму, Донцу и по Верхней Оке.