Ангел-хранитель - Владимир Сотников

– Не буду, Степушка, – испуганно закивала Наталья. – Вот и знахарь сказал: сама ты виноватая, что мужик твой зажечься не может…

Степан посмотрел на нее с недоумением. И вдруг, поставив фонарь на деревянную балку, резко притянул к себе жену.

– Чего ты, чего? – вскрикнула Наталья, испугавшись, наверное, что муж наконец выполнит материно желание и начнет ее бить.

– Я – зажечься не могу?.. – проревел Степан. – Я?!

Взметнулась над сеном Натальина юбка, взметнулись белые худые ее ноги… Вздрагивал огонек в керосиновом фонаре, бешено, яростно метались, сплетаясь, тени мужчины и женщины в полумраке сеновала.

– Вера Андреевна!

Она обернулась и, постаравшись, чтобы в голосе не слышалось ничего кроме отстраненной приветливости, произнесла:

– Здравствуйте, Сергей Петрович.

– А мне показалось, вы не запомнили, как меня зовут, – сказал, выходя из машины, Смирнов.

Он шел по залитой солнцем Петровке и сверлил Веру таким взглядом, что трудно было не поежиться.

– Я помню все, что мне необходимо, – ответила она.

– Это комплимент! – усмехнулся он.

– Кому же? – улыбнулась Вера.

Да, лучше улыбнуться и постараться, чтобы улыбка вышла соблазнительной. Опасных людей лучше соблазнять. Неприятный, но самый надежный способ нейтрализовать опасность.

– Мне, – ответил он. – Вы правильно понимаете: я вам необходим. Зачем вы направились прямиком в Главнауку? – Он кивнул на вывеску над дверью ближайшего дома. – Голову отдам – проверять, все ли в порядке с документами на музей.

Опасен, опасен. И догадлив сверх всякой меры. Вера приезжала в организацию, в подчинении которой находился музей-заповедник Ангелово, именно с этой целью.

– В Главнауку я езжу постоянно, – пожала плечами она. – Здесь мое начальство. И по счастью, от Ангелова пустили электричку, ездить теперь удобно.

– Верочка, ум у вас острый и быстрый, это я уже понял, – усмехнулся Смирнов. – Но поймите и вы: если я захочу прикрыть этот ваш так называемый музей – а фактически, уютное дворяское гнездышко, которое вы сохранили лично для себя, – то это не составит мне труда. Предлагаю все обсудить за обедом. Не против?

Что можно было ответить на такую тираду? Тем более что он уже распахнул перед ней дверцу своего авто.

– Не против, – сопроводив свои слова такой улыбкой, будто он ее не шантажирует, а приглашает к приятному времяпрепровождению, ответила Вера.

Кстати, она действительно проголодалась, а «Славянский базар», в который привез ее Смирнов, был ресторан из лучших. Некоторая нэпманская вульгарность в нем, правда, появилась, но все же чувствовался старый лоск. И расстегаи по-прежнему подавали. Вера вспомнила, как однажды папа брал всех трех своих дочек с собой в Москву и водил обедать в «Славянский базар»… Она постаралась поскорее отогнать это воспоминание.

– И ради этого я кровь проливал в Гражданскую? – патетически заметил Смирнов, придвигая Вере вазочку с паюсной икрой.

– Интуиция мне подсказывает: именно ради этого, – заметила она.

– Ошибается ваша интуиция.

– Почему? – поинтересовалась Вера.

Только чтобы разговор поддержать, поинтересовалась, вообще-то ответ был ей безразличен.

Однако он оказался неожиданным, его ответ.

– Потому что все это без корней, – сказал Смирнов. – Пух на одуванчике. Дунь – и улетит.

– Не понимаю… – проговорила Вера.

– В Европе когда последний раз были? – небрежным тоном спросил он.

– Гимназисткой, – быстро ответила она. – С папой ездила.

– А я пять лет назад впервые по службе попал. В Берлин. И сразу понял: вот там рестораны, отели, дороги, да все – как дерево. Срубишь его, а из корней-то новая поросль пойдет. Через год-другой смотришь – опять дерево стоит, краше прежнего. – Он обвел рукой зал с бронзовыми канделябрами и тяжелыми портьерами и заключил: – А тут все это – пух на одуванчике.

– Интересно рассуждает ответственный советский работник! – нервно усмехнулась Вера. – Не пойму, вы меня провоцируете или…

– Или. Соблазняю я вас, – невозмутимо ответил он. – Выпьем, Вера. Такие женщины, как вы, разумом красивы. Вот за вашу красоту и выпьем.

Они выпили кларета, глядя друг другу в глаза.

– Не пойму я вашей цели, – медленно произнесла Вера.

– А что тут понимать? – пожал плечами Смирнов. – Вы – моя цель.

В том, как он это произнес, была убедительность; Вера чувствовала такие вещи. И все-таки она сомневалась… И вместе с тем он притягивал ее к себе сильно, по-мужски притягивал, а может, по-животному; это не слишком отличается, впрочем. И вместе с тем она понимала, что не может послать его подальше, слишком это опасно. И вместе с тем ей не хотелось, чтобы вся эта смесь чувств отразилась у нее на лице и стала ему понятна.

– Вы предлагали что-то обсудить, – напомнила она.

Но Смирнов тоже был не прост. Он посмотрел на часы и сказал:

– На службу пора. Когда опять увидимся?

– А надо?

– Надо, – твердо ответил он.

Об этом его «надо» она размышляла все время, пока ехала в электричке до платформы Ангелово, а потом шла через Оборотневу пустошь к парку. И только у самого особняка ей пришлось из задумчивости выйти.

– Вера Андреевна! – окликнул ее кто-то. – Здравствуйте.

Она вздрогнула было, но тут же узнала мужчину, поднимающегося ей навстречу с парковой скамейки, и успокоилась. Он успокаивал одним своим видом, это она отметила хоть и мимоходом, но с приязнью.

– Здравствуйте, Семен Борисович, – сказала Вера. И поинтересовалась: – Что это вы с чемоданом?

– Уезжаю, – ответил Фамицкий. – Направили в Ленинград, в Военно-медицинскую академию. Повышать квалификацию. Вера Андреевна… – В его голосе мелькнула робость, очень ему не подходящая. – Могу я увидеться с Надей?

– Ну конечно!

– Но ее нет.

– Как нет? Не может быть! Она целыми днями здесь. Сейчас я ее найду! – воскликнула Вера. – Подождите. Только не уходите! Сейчас!

Она бросилась в особняк, распахнула дверь в Надину комнату – пусто.

– Да куда же она подевалась?! – Вера была вне себя от возмущения. – В самый нужный момент!

Не найдя сестру, она вернулась к Фамицкому.

– Что ж, не судьба, – сказал он, выслушав Верины извинения. – Передайте Наде… А впрочем, не надо. Всего доброго, Вера Андреевна.

Глядя, как он уходит по аллее, она в сердцах произнесла:

– Такой идиотки, как моя сестрица, свет не видывал!