Утерянные победы. Воспоминания фельдмаршала - Эрих фон Манштейн

27 сентября днем генерал-полковник фон Рундштедт и я узнали во время посещения 18 дивизии, которой я раньше командовал, что только что захвачены два внешних форта и противник согласился на капитуляцию{21}. Огонь был немедленно прекращен.

28 сентября акт капитуляции был подписан польским главнокомандующим и командующим 8 армией генералом Бласковицем. В нем содержались положения о немедленном оказании помощи населению, а также раненым противника. Вообще условия этой капитуляции полностью отвечали требованиям уважения чести армии, несмотря на поражение, показавшей себя храбрым противником. В акте было предусмотрено, что офицерам сохраняется их шпага, что унтер-офицеры и солдаты на короткое время будут взяты в плен с тем, чтобы после выполнения необходимых формальностей вернуться на родину.

По сведениям польского уполномоченного, в Варшаве капитулировало 120000 человек!

При подписании акта капитуляции польский генерал сказал: «Колесо вертится». Он оказался прав, хотя, если учесть то положение, в котором суждено было позже оказаться его родине, вряд ли в том смысле, который он имел в виду.

В то время как в ходе сражения на Бзуре и в результате занятия Варшавы главные силы противника, действовавшего западнее Вислы, были уничтожены, в районе действий 14 армии в восточной Галиции и по ту сторону нижнего течения Сана происходило еще много подчас тяжелых боев с отдельными группами противника, которым до этого момента удалось избежать уничтожения. Один корпус 10 армии также в это время форсировал Вислу у Демблина и севернее его, нанося удар на Люблин. В ходе этих боев неожиданно поступило указание Верховного Главнокомандования передать Советам Лемберг (Львов), который только что капитулировал в результате действий 14 армии, и отойти по всему фронту, занимаемому группой армий, на линию, согласованную между фон Риббентропом и Советами. Она проходила от перевала Ущок к Перемышлю и затем вдоль Сана и Вислы до пункта севернее Варшавы. Таким образом, все бои по ту сторону Сана и Вислы для группы армий были бесполезными и вели только к выгоде для Советов! Отход за Сан привел к прекращению боя с группировкой противника, насчитывавшей 2-3 дивизии и 1-2 кавалерийские бригады, которая с достойной восхищения храбростью, но без всякого учета общей обстановки в свою очередь перешла в наступление и попыталась отрезать 7 и 8 ак пути отхода за Сан. И здесь снова возникли тяжелые бои, которые явились лишь следствием политических маневров между германским и советским правительствами. Это лучше всего подтверждается тем фактом, что 1 октября снова произошло изменение демаркационной линии. Теперь мы снова должны были занять Люблинское генерал-губернаторство. 14 (мех.) корпус, таким образом, опять форсировал Вислу. Ему сдалась последняя группировка противника, отходившая под натиском Советов на Вислу.

Польская кампания была окончена. Группа армий «Юг» в ходе боев захватила 523136 пленных и 1401 орудие, 7600 пулеметов, 274 самолета, 96 танков и огромное количество другой военной техники. Человеческие жертвы, понесенные противником, ожесточенно сражавшимся с величайшей храбростью даже в безнадежном положении, были, безусловно, очень большими.

Потери группы армий составляли: офицеры – 505 убитыми, 759 ранеными, 42 пропавшими без вести; унтер-офицеры и солдаты – 6049 убитыми, 19719 ранеными, 4022 пропавшими без вести.

Памяти погибших

В связи с приведенными мною данными о потерях, которые по сравнению с одержанными нами во время этой кампании успехами кажутся незначительными, хотя это и не уменьшает нашей скорби, я позволю себе почтить память трех человек, гибель которых для меня лично имела особенно большое значение. Ведь эта книга не должна быть посвящена только описанию военных операций, она должна наряду с этим, пусть в скромных масштабах, содержать и описание личных переживаний.

Под Варшавой погиб бывший командующий сухопутными силами генерал-полковник барон фон Фрич, человек, создавший новую немецкую армию в 1934-1938 гг., благородный офицер, который не мог ответить на дьявольскую интригу подлых людей, стремившихся сместить его, лозунгом «а corsaire, corsaire et demi"{22}. Воспитанному на прусских традициях офицеру чувство долга не позволяло направить созданную им армию против государства. Позже я слышал, что генерал-полковник фон Фрич, прощаясь в начале войны со своим бывшим начальником Генерального Штаба генерал-полковником Беком, уходя, коротко, вполголоса заявил: «Я не могу выдержать такой жизни». Этому молчаливому отчаянию соответствовали также его последние слова, обращенные к адъютанту, тщетно пытавшемуся перевязать огнестрельную рану на бедре, в результате которой была перебита артерия: «Оставьте, не имеет смысла».

В Польше в сентябре, во время сражения под Радомом, погиб и мой старый друг, полковник Вильгельм Дитрих фон Дитфурт, командир мотострелкового полка. В его лице для меня погиб человек, который прошел вместе со мной весь жизненный путь, начиная с ранней юности. Нам было двенадцать лет, когда мы, кадеты Плёнского училища, подружились друг с другом. Дико, как его звали ближайшие друзья, остался затем вместе с принцем Оскаром Прусским в Плене, а я был переведен в Главное кадетское училище в Лихтерфельде. Четыре года спустя судьба свела нас снова в чине лейтенантов в 3 гвардейском полку. Мы были инструкторами по подготовке рекрутов в одном и том же батальоне, следовательно, на службе и еще чаще в свободное время были вместе. В эти дни наша дружба, начавшаяся в Плене, стала еще более прочной. Я сохранил эту дружбу и после его смерти и сохраню ее до конца моих дней.

Дитфурт был одним из любезнейших и обходительнейших людей, которых я когда-либо знал. Он был высокого роста, умен и восприимчив ко всему красивому и хорошему. Уже в своей юности он обладал исключительно уравновешенным характером. На его примере можно было увидеть, какой неоценимый вклад может сделать живущая в атмосфере любви и гармонии семья в дело воспитания детей, вклад, сохраняющий свое значение на всю жизнь. Находиться в гостях у его родителей, братьев или сестер доставляло большую радость. Через несколько лет судьба нас снова разделила. Супруга кайзера избрала его для воспитания своего младшего сына, причинявшего ей много хлопот. Однако мы продолжали поддерживать связь, часто обмениваясь письмами.

В 1913 г. Дитфурт, к моей радости, снова возвратился в полк, и мы вместе поступили в военную академию. Но вскоре его снова отозвали на пост старшего адъютанта полка, – доказательство того, что начальники высоко ценили его как офицера. Тем не менее, мы продолжали оба служить вместе в Берлине. Война снова разделила нас. Дитфурт начал войну на посту старшего адъютанта кадрового, а я запасного полка. Судьбе было угодно, чтобы мы, как это иногда бывает в жизни, опять сошлись вместе во время сражения на Сомме в штабе 1 армии на должностях офицеров штаба. Летом 1917 г. Дико снова отозвали. Чета кайзера вспомнила о его замечательных способностях как воспитателя и пожелала, чтобы он посвятил себя воспитанию сыновей кронпринца. На этот пост нельзя было подобрать человека, который бы лучше справился с этими обязанностями. Для самого Дитфурта это было, однако, тяжелым ударом – во время войны вдруг возвращаться на родину. Придворным он так никогда и не стал. И после революции, с которой его задача потеряла первоначальный смысл, он остался верен этой своей задаче. После окончания воспитания принцев он поступил в услужение к кронпринцу. Когда он решил, что кронпринц больше не нуждается в нем, он сейчас же последовал велениям своего сердца и снова стал солдатом. Еще несколько мирных лет ему суждено было провести на должности инструктора вначале своего батальона, а затем своего полка. Вражеская пуля настигла его, когда он шел во главе своих гвардейцев в первых рядах, стреляя из винтовки.