Лжегерои русского флота - Владимир Шигин

К тому же «Потёмкин» ещё не был принят в состав флота. На броненосце велись доделочные работы, и сам он пошёл к Тендре, чтобы опробовать новые орудия и отработать артиллеристов. На новостроенных кораблях команда всегда очень «сырая», так как является сборной с разных кораблей и учебных отрядов. А потому задача любого командира в этой ситуации в кратчайшее время создать из матросской массы то, что называется лаконично, но ёмко — экипаж. Период достройки опасен и резким падением дисциплины, так как на корабле идут заводские работы, туда-сюда снуют рабочие, внося неразбериху, да и сами матросы больше работают, чем занимаются службой, а потому любой корабль в период достройки больше напоминает плохой партизанский отряд, чем экипаж боевого корабля. Этот период времени традиционно даёт всегда всплеск правонарушений. Отметим, что и второй мятеж на Черноморском флоте в ноябре 1905 года был поднят на крейсере «Очаков», корабле, находящемся в стадии достройки. Это, разумеется, не случайно.

В июне 1905 года перед командиром «Потёмкина» капитаном 1-го ранга Голиковым и его старшим офицером капитаном 2-го ранга Гиляровским стояла серьёзная задача — как можно быстрее ввести свой корабль в боевой состав флота. После Цусимы Россия осталась безоружна на море, и необходимо было в кратчайшие сроки пополнить флот полноценной боевой единицей. Это они, увы, сделать так и не успели. О том, что команда «Потёмкина» была профессионально подготовлена очень плохо, говорит то, что, оказавшись без офицеров, матросы так и не смогли (и слава Богу!) освоить стрельбу из орудий главного калибра и за несколько дней полностью засолили все котлы корабля.

Потёмкинец Н. Рыжий в своих воспоминаниях делит матросов «Потёмкина» на сознательных, тех, кто постоянно нарушал дисциплину и бунтовал (именно к таким относился Матюшенко и его ближайшее окружение, включая самого Н. Рыжего), и «жлобов», «которые старались служить „верой и правдой“ начальству и все действия офицерства считали законными. То были в большинстве представители селян-куркулей. Они только и мечтали отслужить как-нибудь и вернуться в свою сельскую среду живыми и здоровыми». Подавляющее дисциплинированное большинство команды было, по градации Н. Рыжего, разумеется, «жлобами». Вообще, честно говоря, надо быть на самом деле изрядно не в себе, чтобы не мечтать «отслужить и вернуться живыми и здоровыми». Мечтать о судьбе уголовника может только истинный люмпен… Заметим, что на матросском жаргоне того времени так называемые «сознательные» матросы тоже имели своё наименование — их звали «шпаной».

Сборная команда корабля — это ещё не экипаж, а толпа, состоящая из большого количества так называемых «жлобов» и некоторого количества «шпаны», которая и подчиняется законам толпы. В случае «Потёмкина» в этой толпе нашёлся вожак (из самых «сознательных»), сумевший частью спровоцировать, частью запугать дисциплинированных матросов («жлобов») и подвигнуть их на выступление против власти. При этом именно Матюшенко первым бросился к оружию, а потом устроил и показательные казни офицеров, делая покаяние команды (и в первую очередь всё тех же «жлобов») перед законной властью невозможным. Думаю, что если бы на «Потёмкине» не произошло мятежа 14 июня, то через несколько месяцев, когда команда хотя бы немного отработалась и на корабле установился полный уставной порядок, ни о каком восстании не было бы и речи.

Всё дело в том, что, качнись общее восстание флота, и Матюшенко бы там ничего не светило. В «Централке» были ребята намного умнее и грамотнее его, да к тому же с хорошими родственными связями. Малограмотный, угрюмый, склонный к садизму и откровенно анархиствующий Матюшенко там был бы, что называется, «не ко двору». В «Централке» заправляли другие. К примеру, руководитель восстания на судне «Прут», один из лидеров «Централки» матрос Петров-Стопани, был племянником известного революционера Стопани («Карпа»). А поэтому организацию мятежа на «Потёмкине» ранее намеченного «Централкой» срока следует считать полнейшей инициативой Матюшенко, организованной с единственной целью — самому стать лидером.

Уже 1 июля 1905 года газета «Санкт-Петербургские ведомости» сообщала, что в Констанце один из потёмкинцев заявил иностранным журналистам, что по предварительному плану им следовало ожидать условного сигнала к восстанию всего Черноморского флота, а на «Потёмкине» как на грех возник спор из-за качества пищи — этим весь план и был нарушен. Если тогда ещё кто-то мог принять это за газетную «утку», то сегодня известен целый ряд достоверных подтверждений: план общефлотского восстания действительно существовал. И это многое объясняет. Выходит, что команду «Потёмкина» уже заранее готовили к неповиновению, настраивали против корабельного начальства, побуждали к протестным действиям в течение долгого времени — речами агитаторов, прокламациями и воззваниями на тайных сходках и митингах. Такую целенаправленную «накачку», к технологиям которой мы ещё вернёмся, один из матросов «Потёмкина», Иван Лычёв, метко сравнил с нагнетанием пара в котлах — при первом же возбуждении эти клапаны и сорвало! Впоследствии, уже после ареста Матюшенко, заведующий политической частью имперского департамента полиции Рачковский известит начальство о признании, сделанном Афанасием Матюшенко: «У нас предполагался бунт на „Потёмкине“ на два дня позднее, но пища вызвала мятеж раньше, и этим нарушен был общий план».

О том, как заранее и тщательно готовила «стихийный» мятеж банда Матюшенко, проговорился в своих воспоминаниях весьма близкий к Матюшенко потёмкинец Н. Рыжий: «После того, как Матюшенко призвал команду к оружию, восстание пошло, как по команде, быстро. Это значит, что подготовка, которая велась на корабле, была использована, и многие участники знали своё место и обязанности. Поэтому пошло все быстро. Вначале казалось странным: как это могло случиться, что как только заскочили первые ряды восставших в батарейную палубу, сразу уже начали стрелять. Но это объяснилось тем, что кто-то из матросов строевой части корабля позаботился об этом раньше. Он на всякий случай там же у батарейной палубы, за икону святого Николая-угодника спрятал обоймы патронов, которые и были использованы восставшими в первый момент… Революционеров, которые были готовы на любые революционные действия, было человек 70».

Относительно того, кто фактически должен был возглавить мятеж всего Черноморского флота, любопытны изыскания украинского историка Евгения Шафранского: «Содержание этого плана (плана восстания флота. — В.Ш.) изложил в своём предсмертном письме на борту плавучей тюрьмы Александр Петров: „Мы видели, как трудно сделать восстание всеобщим, необходимо, чтобы оно охватило широкий район. А где же такой широкий район, как не у нас, на Чёрном море? Кто, как не мы, матросы, начав революцию в Севастополе, способны перебросить её сразу на Кавказ, с Кавказа в Одессу, в Николаев. О том, что войско возьмёт участие, мы не сомневаемся. Ощутив за собой поддержку флота, оно бы отбросило все опасения. Потому мы готовились начать дело“». Так что фактическим лидером общефлотского мятежа являлся, по-видимому, именно Петров-Стопани. После предательства Матюшенко он предпринял отчаянную попытку спасти ситуацию: поднял бунт на транспорте «Прут», на котором служил, и помчался на перехват «Потёмкина», чтобы забрать власть у Матюшенко и начать действовать в интересах «Централки». Но «Потёмкин» он так и не настиг. Может, ему просто не повезло, может, Матюшенко сделал всё от него зависящее, чтобы не встретиться с «Прутом». Вскоре «Прут» был перехвачен эсминцем «Стремительный». Петров-Стопани был арестован и после суда казнён.