Странствия хирурга. Миссия пилигрима - Вольф Серно

— Операция была несложной, — заключил он, — совсем простой. — Он всем телом и душой почувствовал, насколько простой она была. Его охватила эйфория, быть может, вызванная тем, что вскоре он отчалит к новым берегам. Нога больше нисколько не болела. В течение всей операции, которую он делал стоя, она ни разу не напомнила о себе. Да, операция была простой. Интересно, когда же ему придется оперировать в следующий раз? И кого? А все-таки жать, что он уже покидает Танжер. Такой красивый город. Все красиво здесь, все…

Даже Амина, сидевшая напротив, красива. Некоторая жесткость ее черт, которую он отметил вчера, несмотря на мягкий огонь свечей, казалось, исчезла. Сегодня она опять зажгла свечи.

Витус затряс головой, не понимая, что за мысли вертятся у него в мозгу. У него слегка кружилась голова, и все плыло перед глазами… Очнувшись, он увидел прямо перед собой глаза Амины. Она была очень близко. Как хорошо, что она рядом! Она казалась очень красивой. Он ласкал ее груди, мягкие и податливые, ощущая твердые от возбуждения соски. У Витуса снова закружилась голова, балдахин завертелся над ним, потом остановился, и вместо него появилось прекрасное лицо Амины. Это была Амина? Кто такая вообще Амина? Лицо обрамляли… медно-рыжие волосы! Это была Арлетта, его Арлетта, которую в прошлом году у него отняла чума! И вот она ожила. Была живой, как когда-то, часто дышала и смеялась, целовала его, соблазняла и манила. Ее рука скользнула вниз, принялась ласкать его член, который и без того был достаточно твердым. Витус ощутил, как Арлетта забралась на него верхом, уселась, словно наседка на яйцах. Ха-ха, веселенькое сравненьице! Он перевернулся, чтобы Арлетта оказалась под ним, как она всегда любила. «Пришпорь меня!» — почудился ему ее крик, и он пришпорил, с силой вошел в нее, снова и снова, пока все его напряжение не растворилось в одном-единственном протяжном крике:

— Арле-е-етта-а!

Обессиленная Амина Эфсанех лежала на своей большой кровати и дрожала от ярости. Да, она пережила акт любви, дикий и необузданный, какой ей редко случалось переживать, но чувствовала себя глубоко оскорбленной: в момент высочайшей страсти мужчина, который сейчас спал рядом с ней мертвецким сном, выкрикнул имя другой женщины. Имя чужой женщины, Арлетты. За это проклятый неверный, член которого должен сгнить по воле Аллаха, будет жариться в аду! До Страшного суда! Клокоча от ненависти, она прошипела:

— Клянусь Аллахом, воинствующим, хитроумным! Ты использовал меня, как напольную вазу, в которую воткнул свой стебель. За это ты поплатишься!

Придумал! Наградой тебе будет мое общество. Я разрешаю тебе остаться у меня, и отныне ты должен ежедневно поднимать мне настроение — будешь моим паяцем, шутом, скоморохом. Да, такова моя воля! А титул твой будет: Мехмета-паши персональный смешитель!

В краткий миг просветления Витусу показалось, что он на море. Тело его тряслось и раскачивалось, словно он плыл в скорлупке в страшный шторм. Несколько раз ему становилось совсем плохо и его едва не тошнило, но в последний момент судьба благоволила к нему и вовремя лишала его сознания.

Наконец способность воспринимать окружающее вернулась к нему, и Витус, к своему огромному изумлению, обнаружил, что болтается, как мокрый мешок, за спиной у великана, перекинутый через его плечо. Так вот откуда ощущение тряски! С некоторым усилием он поднял голову и изловчился заглянуть мужчине в лицо. Оно было черным. Лицо Нгонго.

Нгонго нес его!

— Спусти меня вниз! — воскликнул он и попытался освободиться, однако яростный окрик заставил его замолчать:

— Закрой пасть! Не шевелись!

Только сейчас Витус заметил двух мужчин, шедших за Нгонго. Они были с головы до ног скрыты под одеждой и держали в руках мушкеты. Один из них грубо толкнул Нгонго дулом в спину. Негр зашатался, сделал большой шаг вперед, но все-таки удержался на ногах.

Витус вновь потерял сознание…

Первое, что он почувствовал, снова очнувшись, было неистребимое зловоние. Оно забиралось в ноздри и было таким сильным, что почти разъедало слизистую. Это была вонь человеческих экскрементов, и Витус сидел прямо в них. Вернее, на банке галеры с прикованными ногами, по щиколотку погруженными в фекальную жижу. На нем не было ничего кроме фартука. Слева от него оказался Нгонго, столь же скудно одетый, справа — двое незнакомых мужчин. А совсем сбоку, у самого борта корабля, скрючившись, сидел… Магистр.

Витус не мог поверить своим глазам.

— Да, это я, — прохрипел маленький ученый. — Похоже, наше путешествие в Венецию будет утомительнее, чем мы предполагали. — Он криво усмехнулся и сильно сощурился, поскольку в который раз лишился бериллов. Потом указал вперед, на длинное весло толщиной с руку: — Мне сказали, что мы должны приводить его в действие, и, боюсь, нам не останется ничего другого.

— Боже праведный, а как ты сюда попал? — Витус огляделся. И впереди, и позади — повсюду на банках сидели прикованные мужчины, молчаливые, погруженные в себя. Они оказались на галере, стоявшей в порту Танжера. Витус понял это по Касбе, возвышавшейся над городом крепости.

— Окольными путями. — Магистр снова усмехнулся, однако Витус слишком хорошо знал его, чтобы не понять, что тот чувствует на самом деле.

— Окольными путями?

— Да, в некотором роде… После того как ты исчез в будуаре милой дамы, чтобы доложить ей о ходе операции, я спокойно отправился к нашему дому на улице чеканщиков по серебру, поговорил немного с Энано и прилег отдохнуть. Не знаю, как долго я пребывал в объятиях Морфея, только вдруг надо мной выросли две мрачные фигуры и объявили, что я непременно должен следовать за ними. Я, разумеется, был против, но у них был веский аргумент — два мушкета, которыми они размахивали перед моим носом. Мне пришлось пойти с ними. А что оставалось делать? К счастью, Коротышка вроде улизнул от них. Все это случилось час назад. Когда меня приковывали цепью, ты с Нгонго был уже тут. Что с тобой произошло, сорняк?

Несмотря на тягостное положение, Витус не мог сдержать улыбки. Много времени прошло с тех пор, как Магистр впервые назвал его сорняком. Это случилось в досвальдесской темнице, где им пришлось вынести страшные пытки. Маленький ученый с присущим ему юмором висельника, отправляясь в камеру пыток, выкрикнул: «Сорняк неистребим!» Это стало их девизом, так они и звали друг друга с тех пор в тяжелые минуты.

— Что со мной произошло? Если бы я знал! Я оказался в покоях Амины Эфсанех, это я твердо помню, помню и то, что мне пришлось неоднократно описывать ей всю операцию, при этом я все время жевал какие-то маленькие шарики, от чего почувствовал необыкновенную легкость, а потом… Нет, об этом лучше не вспоминать! Однако подозреваю, что пребыванием здесь мы обязаны богатой купеческой женушке.

— Почему? — прищурился Магистр.

Витус не успел ответить, прерванный громкими криками и резкими командами. Плетка-девятихвостка просвистела в воздухе и больно ударила его по спине.