Холодный огонь - Дин Кунц

На черном асфальте сверкали и переливались серебряные лужи. Для Джима это было жуткое зрелище: водные миражи, которые он видел на автостраде несколько дней назад, вдруг стали реальностью.

Напряжение в нем росло с каждой минутой Бостон звал его, но та опасность еще слишком далека. Джим с тревогой смотрел на мокрую блестящую поверхность шоссе, черную и коварную, как ничто на свете. Пожалуй, одно только человеческое сердце не уступит и коварстве этой ночной дороге в пустыне.

Священник сгорбился за рулем, пристально вглядываясь в черноту ночи и негромко подпевая Элтону.

Они долго молчали, потом Джим спросил:

— Святой отец, в вашем городе нет врача?

— Есть.

— Тогда почему вы его не вызвали?

— Я сходил к нему и взял для вас рецепт.

— Я видел пузырек с лекарством. Его выписали вам три месяца назад.

— Ну… мне приходилось иметь дело с солнечными ударами. Я знаю, что нужно делать в таких случаях.

— Мне показалось, сначала вы были здорово озабочены.

Несколько миль они проехали в молчании. Потом священник сказал:

— Мне неизвестно, кто вы, откуда пришли и зачем вам нужно в Бостон. Но я вижу: вы в беде, вам требуется помощь. И я знаю… по крайней мере, думаю, что в сердце своем вы человек хороший. Словом, мне казалось, что любой на вашем месте постарался бы не привлекать к себе лишнего внимания.

— Большое спасибо, именно этого мне и хотелось.

Они проехали еще пару миль. Дождь настолько усилился, что стеклоочистители едва справлялись с работой и из-за потоков воды стало почти не видно дорогу. Отец Гиэри сбросил скорость и посмотрел на Джима:

— Вы спасли женщину с ребенком.

Джим весь напрягся, но ничего не сказал.

— По телевизору передавали описание вашей внешности.

Священник замолчал, потом возобновил разговор:

— Я не верю в божественные чудеса.

Слова отца Гиэри буквально ошеломили Джима.

Священник выключил магнитофон. Стало слышно, как шуршат шины по мокрому асфальту и, точно метроном, постукивают стеклоочистители.

— Я верю, что все библейские чудеса произошли в действительности, но воспринимаю это как реальную историю, — снова заговорил отец Гиэри. — Но я не верю, что на прошлой неделе статуя Святой Девы в церкви Цинциннати или Пеории заплакала настоящими слезами. Эти слезы видели только двое подростков и женщина из местного прихода. Она подметала в храме. Никогда не поверю, что на стену одного гаража в Тинеке упала тень Христа и ее желтый свет возвестил о грядущем Апокалипсисе. Пути Господни неисповедимы, но зачем Всевышнему освещать стены чьих-то гаражей?

Священник умолк. Джим тоже молчал, ожидая продолжения.

— Когда я нашел вас в церкви у алтарной ограды, — начал отец Гиэри, с трудом подбирая слова; в голосе его появился благоговейный ужас, — то увидел знак стигмы Христа. В ваших ладонях были дыры от гвоздей…

Джим взглянул на свои руки — никаких следов от ран.

— …лоб весь исцарапан и исколот, как от шипов тернового венца.

На лицо, обожженное солнцем и ветром, до сих пор было страшно взглянуть, поэтому искать в зеркале заднего обзора раны, о которых говорил священник, не имело смысла.

— Я был… испуган, потрясен до глубины души…

Они въехали на небольшой бетонный мост. Большую часть года русло реки оставалось сухим, но сейчас вода вышла из берегов и поднялась выше уровня дорожной насыпи. Священник сбавил скорость. Волны, вспыхнув отраженным светом фар, как большие белые крылья, раздались в стороны и сомкнулись за задним бампером машины.

— Мне раньше не доводилось видеть стигму, — продолжил Гиэри, кода они миновали опасный участок, — хотя я немало слышал об этом явлении. Я расстегнул вашу рубашку… и увидел воспаленный шрам… это могла быть рана от копья.

За последние месяцы его жизни произошло столько невероятного, что Джим утратил способность удивляться. Однако то, что поведал ему священник, внушало благоговейный страх. От этого рассказа мороз пробегал по коже.

Голос священника понизился почти до шепота:

— Когда я перенес вас в постель, раны исчезли. Но я-то знал, что мне это вовсе не почудилось. Я видел их, они были. Я понял: вы отмечены особым знаком.

Молнии давно погасли. Черное небо потеряло свое яркое электрическое ожерелье. Дождь стихал. Отец Гиэри уменьшил скорость стеклоочистителей и надавил на педаль акселератора старенькой «Тойоты».

Какое-то время оба, казалось, не знали что сказать. Наконец священник откашлялся и спросил:

— С вами это уже случалось? Я имею в виду стигму.

— Нет. Я ничего такого не замечал, хотя, конечно, и в этот раз, если бы не вы, я бы ни о чем не подозревал.

— Вы не заметили ран на ладонях до того, как подошли к алтарю?

— Нет.

— Но это не единственный необычный случай, который произошел с вами за последнее время?

Во всем этом было мало смешного, но Джим рассмеялся, скорее из чувства черного юмора:

— Это уж точно, не единственный.

— Не хотите рассказывать?

Джим задумался, прежде чем ответить:

— Хочу, но не могу этого сделать.

— Я священник и умею хранить тайну исповеди. Даже полиция не в силах мне приказать.

— Что вы, святой отец, я верю вам как себе. И потом, я не беспокоюсь насчет полиции.

— Тогда почему?

— Если я расскажу вам… придет Враг. — Джим нахмурился, услышав, как его собственный голос произнес эти слова. Они, казалось, шли через него, но ему не принадлежали.

— Какой враг?

Джим разглядывал бесконечные, черные, теряющиеся в кромешной тьме очертания пустыни.

— Не знаю.

— Враг, о котором вы говорили во сне прошлой ночью?

— Может быть.

— Вы сказали, он всех нас убьет.

— Да. — Джиму этот разговор был интересен даже больше, чем священнику; он не знал, какое слово сорвется с его уст, до тех пор пока не услышал собственный голос.

— Если он узнает, что я спасаю людей, особых людей, то придет, чтобы остановить меня.

Священник бросил на Джима быстрый взгляд:

— Особые люди? Что вы этим хотите сказать?

— Не знаю.

— Если вы доверитесь мне, о ваших словах не узнает ни одна живая душа. Кто бы он ни был, этот враг, как он узнает?

— Не знаю.

— Не знаете?

— Да.

Священник тяжело вздохнул.