Танцы с ментами - Елена Топильская

По утрам я просыпаюсь еще до того, как зазвонит будильник, и нет ничего слаще тех минут, когда я валяюсь на законных основаниях — пока не наступит время, намеченное для подъема с тем расчетом, чтобы не торопясь собраться на работу.

Потом, если не надо вести Гошку в школу, я валяюсь еще минут двадцать нелегально, пытаясь доказать самой себе, что вполне успею собраться за полчаса. Когда положение становится критическим, я вскакиваю и лихорадочно пытаюсь сообразить, чем следует пожертвовать — прической или завтраком, чтобы успеть вовремя. Кончается тем, что я не жертвую ни завтраком, ни прической, а просто опаздываю на работу.

На этот раз от мучительного выбора — не есть или не причесываться — меня избавил шеф, позвонив за минуту до того, как начал звонить будильник. Он сообщил, что машина за мной уже пошла, поскольку полчаса назад обнаружен труп известного хирурга Неточкина возле собственного подъезда; Неточкин входил в десятку лучших специалистов мира по сосудистой хирургии, в нашем городе он много лет назад первым выполнил операцию по приживлению кисти руки маленькой девочке. Еще шеф порадовал меня тем, что на месте происшествия уже находятся репортеры трех телекомпаний, по крайней мере, находились, когда он туда приехал пять минут назад, а к моему прибытию их, возможно, будет больше. «В общем, вы понимаете», — заключил шеф.

Я, конечно, понимала, что это дело сразу поставят на контроль не только в городской прокуратуре, но и в Генеральной, это означает частые заслушивания, ценные указания, выволочки за то, что следствие ведется вяло, а кроме того, периодические вздохи прессы о несостоятельности наших правоохранительных органов. Шеф бодро пообещал мне, что я только осмотрю место происшествия, сделав это с присущей мне дотошностью и тщательностью, а потом передам дело Горчакову, который и так застоялся в конюшне. Подразумевалось, что моей сверхзадачей на месте происшествия будет тактически грамотное общение со средствами массовой информации, чего Горчакову шеф доверить не мог.

На месте, кроме трупа, осматривать было практически нечего. Чистенький двор, парадная на кодовом замке, два аккуратных сугроба по обе стороны парадной, а между ними на утрамбованном снегу труп немолодого, хорошо одетого мужчины. Удар сзади, нанесенный тяжелым, по всей видимости, металлическим предметом, был настолько силен, что череп потерпевшего раскололся, как грецкий орех. Телеоператоры во всех ракурсах снимали размазанное по снегу мозговое вещество вперемешку с кровью.

Ну что ж, как говорил один наш известный криминальный репортер, «труп оживляет кадр».

Мы, конечно, излазили всю лестницу ниже и выше квартиры Неточкина, собрали, откуда возможно, отпечатки следов рук, подобрали все окурки, так что дворникам после нас нечего было делать, но все это явно было бесперспективно. Я бы охотно поверила в разбойное нападение, если бы забрали хотя бы портфель, но он, касаясь скрюченных пальцев руки, лежал рядом с трупом. Куртку тоже не расстегивали, бумажник был не тронут. Его ждали у подъезда; сразу, как только он вышел, ударили по голове и ушли. Служебная овчарка довела от подъезда до выхода из двора, а там до угла улицы и остановилась; судя по всему, там ждала машина. Это обстоятельство тоже подрывало версию о разбойном нападении в семь утра.

Я уже заканчивала протокол, когда во двор лихо въехала машина. С водительского места выскочил высокий черноволосый мужчина в белом халате, наброшенном на серый костюм, и подбежал к нам.

— Я заместитель Аристарха Ивановича Неточкина, Сергей Янович Героцкий. Боже, какое несчастье! Я пришел в институт, мне сообщили, и я сразу примчался сюда. Чем я могу помочь?

Я нехотя оторвалась от протокола:

— Сейчас к вам подъедут наши сотрудники, надо будет допросить коллег Аристарха Ивановича и осмотреть его кабинет. Пожалуйста, обеспечьте доступ в институт и помещение, где можно допрашивать.

— Да-да, конечно! Портфель Аристарха Ивановича можно забрать?

— Нет, удивленно сказала я. — Есть родственники, почему я должна отдавать портфель вам?

— А-ах, да, разумеется, — выдохнул заместитель. — Я об этом не подумал, но дело в том, что в портфеле — в основном служебные бумаги, которые понадобятся нам сегодня в институте… Впрочем, — он вымученно улыбнулся, — я сейчас поднимусь в квартиру, Юлия Евгеньевна ведь наверняка дома, мы уладим с ней вес эти вопросы, я заодно и выражу ей свое соболезнование. Негодяи! Убить такого ученого! Вы знаете, его даже в Штаты приглашали оперировать, в Израиль! А он — бессребреник, настоящий бессребреник, он ведь ездил в Чечню оперировать бесплатно, хотя во всем мире руки такого хирурга стоят баснословных денег. Он чудеса творил… А!.. — махнул он рукой, то ли будучи потрясен смертью такого ученого, то ли решив не метать больше бисер перед свиньями, и, уверенно нажав сочетание цифр на кодовом замке, вошел в парадную.

Никто из нас и слова вымолвить не успел; хорошо, что дверь и парадную мы уже обработали и там можно было топтаться.

Через пять минут, когда понятые уже подписывали протокол, постовой милиционер спустился от квартиры и передал, что вдова Неточкина желает видеть следователя.

Я поднялась на третий этаж, дверь в квартиру была открыта. Постучавшись, я вошла; в прихожей Юлия Евгеньевна, стареющая красавица, закутанная в большой шерстяной платок, рыдала на груди у Героцкого. Тот гладил ее по плечу, приговаривая: «Ну-ну, Юленька, тебе надо думать о детях, о себе, держись, мы с тобой…» Хорош он был, как голливудский герой-любовник.

Вот в чем самый главный недостаток моей профессии, подумала я в который раз, — невыносимо наблюдать чужое горе, а никуда не денешься. Да и то — я заканчиваю осмотр места происшествия и ухожу, а на чью-то долю выпадает смывать со стен и пола кровь, везти в морг одежду для покойника, готовить поминки, стоять над гробом и видеть, как его опускают в могилу или в разверстую пасть крематория… И, плача, отвечать на телефонные звонки: «Аристарха больше нет!..»

Когда я вошла, вдова подняла заплаканное лицо и сказала глуховатым от рыданий голосом:

— Пусть Сережа заберет портфель, там только служебные документы. Мне надо что-нибудь написать?

— Нет, в этом нет необходимости. Сергей Янович, если хотите, мы можем вместе с вами проехать в прокуратуру или в институт — как вам удобней, — быстро осмотрим портфель, и я вам его отдам. Вас устраивает?

— Осмотрите? — непонимающе переспросил Героцкий. — Ах да, я понимаю, такой порядок. Если вы не возражаете, лучше поехать в институт. Я должен распорядиться о похоронах, о панихиде. Могу вас отвезти.

— Что ж, я готова, жду вас внизу.

По дороге Сергей Янович Героцкий рассказывал мне о том, каким замечательным человеком был Аристарх Иванович Неточкин: занимая пост директора института, он мог бы не оперировать сам, но продолжал практиковать, причем брал на себя самые провальные, тяжелые операции и блестяще их проводил, с прекрасными результатами. На мои робкие попытки выяснить, не оперировал ли Неточкин за деньги, ответом был шквал возмущенных восклицаний — как я могла подумать такое, Аристарх Иванович брал в институт заведомо безнадежных больных и лечил их совершенно бесплатно! Впрочем, я не особо и настаивала: беглого взгляда на обстановку квартиры Неточкиных было достаточно, чтобы понять, что Аристарх Иванович жил на зарплату.