Покушение на убийство - Тони Кент

в то время как Магуайр вернулся к аппаратуре. Размышляя над его словами, она смотрела на задние двери фургона. Каждое из сказанных слов было правдой, она это знала. И тем не менее принять их было трудно.

Как бы трудно ни было, Сара не была бы таким профессионалом, каким она себя считала, если бы не умела принимать конструктивную критику от человека, которому больше всего доверяла.

Сама на себя сердитая, она повернулась к Магуайру и открыла рот, чтобы извиниться, но не произнесла ни слова. Вместо этого она просто смотрела, как его умелые пальцы управляли сложным оборудованием, и восхищалась тем, как мастерски он обрабатывает съемку. Магуайр был человеком с четко расставленными приоритетами, который относился к своей работе серьезно, но не давал ей влиять на свои человеческие качества. Сара знала это, как знала она и то, что он был тем, на кого она могла бы – должна бы – быть похожей.

– Напомни мне, почему мы сидим именно здесь, Джек? Тогда как остальные – с другой стороны, у входа в участок? – Тон Сары ясно давал понять, что этот вопрос был также извинением и попыткой забыть ее вспышку гнева. Магуайр это, кажется, понял и ответил так, будто ничего не произошло:

– Именно потому, что все за углом. Что бы ни происходило у входа в здание, это покажут по всем каналам. Там нет эксклюзива, Сара. Но если бы это дело разгребал я, то не использовал бы главный вход и не продирался бы через толпу репортеров. Я зашел бы с черного хода. И если они так и сделают, тогда им придется пройти мимо нас.

Здание, у которого они сидели, – полицейский участок Паддингтон-Грин, самый защищенный на материковой части Соединенного Королевства. Эта уродливая серая бетонная высотка стояла рядом с не менее страшной эстакадой Марилебон, и мимо обеих ежедневно миллионы водителей проезжали по пути к более привлекательным образцам лондонской архитектуры. Со времен постройки в этом участке допрашивали практически каждого арестованного на английской земле по подозрению в терроризме. Здесь же держали и стрелявшего на Трафальгарской площади.

Вся мировая пресса собралась перед зданием в ожидании первых крупиц информации, которые им бросят. Никто не знал, когда этот первый брифинг случится, но они будут ждать столько, сколько нужно.

Однако ждать они будут без Магуайра и Сары. Следуя логике Магуайра, фургон CNN одиноко стоял за зданием, в тени эстакады. Лишь равномерный шум машин над головами напоминал им о том, где они.

– А как долго мы будем тут сидеть?

– Имей терпение, дорогуша. Задержанного подозревают в терроризме. Они могут держать его там без выдвинутого обвинения в течение двадцати восьми дней. Может пройти вечность до тех пор, пока мы что-нибудь узнаем.

– Двадцать восемь дней? Ты смеешься? Мы не будем сидеть тут так долго, правда?

– Будем сидеть столько, сколько потребуется.

Саре показалось, что Магуайр ответил раздраженно. Но когда он поднял глаза от своей аппаратуры, он улыбался. Любой намек на раздражение исчез из его голоса, когда он снова заговорил:

– Не волнуйся, я уверен, скоро что-нибудь будет слышно. Правительство не может слишком долго с этим затягивать, оставлять эту историю без комментариев. Но до того, как что-нибудь станет известно, через эти двери войдет и выйдет много людей, а увидим это именно мы. Все, что нужно, – немного терпения.

Сара явно расслабилась. Перспектива провести двадцать восемь дней запертой в фургоне не была привлекательной. Но она еще о многом хотела спросить. Следующий вопрос почти сорвался с ее губ, когда она заметила что-то через лобовое стекло.

– На что ты смотришь? – Магуайр согнул шею, чтобы проследить за ее взглядом.

– На то, как можно схватить эту историю.

Сара развила бурную деятельность. Она взяла диктофон, собрала свои черные волосы в хвост и оправила костюм:

– Дай мне сигарету.

– Что? Ты о чем? Я думал, ты бросаешь?

Магуайр окончательно растерялся. Он потянулся к нагрудному карману своей куртки к извечной пачке «Мальборо Лайтс».

– Я все время бросаю, сейчас это неважно. Я собираюсь пойти и нарыть материал, как ты и сказал.

Сара указала в сторону тени около черного входа. Магуайр проследил за ее пальцем и заметил небольшое движение в темноте. На секунду показалось, что это ничего не значит, но тут во мраке засветился малюсенький легко узнаваемый огонек зажженной сигареты.

– А, понятно. – Они припарковались в таком месте, что фигура в тени могла быть только полицейским из отделения. – Солидарность на перекуре, умница.

Сара ответила улыбкой. Она взяла сигарету, отвернулась от Магуайра и пошла в сторону размытой фигуры.

Подходя ближе, Сара привыкала к темноте и могла разглядеть больше деталей. Фигура, скрытая в тени, приобрела очертания высокого темнокожего сержанта лет тридцати. Сара приближалась, улыбаясь. На ее улыбку не ответили. Нужен был другой способ завести беседу.

– Вам больше не разрешают курить внутри, да?

Сара была явно из прессы, сержант это отчетливо видел и оставался враждебно настроенным.

– Не так много мест, где сегодня можно курить, – ответил он. Он явно настроился на короткие ответы.

– Хорошо вас понимаю. Мой оператор тоже не разрешает мне курить в фургоне. Здесь становится хуже, чем у меня дома. – Сара поднесла сигарету к губам. – Будьте добры.

Сержант достал зажигалку из кармана, протянул ей и наблюдал, как Сара сделала глубокую затяжку, впервые за три недели. Он понятия не имел, насколько она соскучилась по сигарете.

– Я полагаю, не стоит спрашивать, из-за чего вы здесь?

Сара рассмеялась, выпуская тонкую струйку дыма.

– Нет, думаю, нет. Мы здесь все заполонили, верно?

– Верно. Репортеры умеют путаться под ногами.

Слова сержанта выдали его неприязнь к прессе, но его тон намекал на то, что возможны исключения. Сара воспользовалась этим.

– Не могу не согласиться, – ответила она, стараясь, чтобы это не выглядело игривым. – Меня зовут Сара, Сара Труман, я из CNN.

Он взял протянутую руку и осторожно ее пожал:

– Приятно познакомиться, Сара из CNN. Я Тревор Генри.

– Взаимно, Тревор. Единственный плюс во времена, когда курильщиков преследуют, в том, что мы можем знакомиться с новыми людьми, верно?

Генри кивнул и улыбнулся, смерив Сару взглядом с головы до ног.

Она не знала, хотел ли он скрыть свой взгляд или сделал так нарочно. Но это было неважно. Выражение его глаз, когда он снова посмотрел ей в лицо, было достаточно красноречиво: ему понравилось увиденное.

– Итак, я должна спросить: вы связаны с делом?

– Конечно. – Отвечая, Генри повел головой в сторону здания. – Кто же не связан.

– И вы, я уверена, не можете об этом говорить.

– Не могу.