Люди – книги – люди. Мемуары букиниста - Татьяна Львовна Жданова

интересной художницей Алисой Порет. Выставку её картин я видела в Доме учёных и больше всего запомнила очень своеобразно сделанный портрет сестёр Лисициан: они были написаны в виде бубновой дамы из карточной колоды – головой вверх и головой вниз. На свой портрет Пётр Степанович не поскупился, а так он на себя тратить деньги очень не любит.

В первый раз мы были у него в гостях с Верой. Вера уже побывала у него однажды и вынесла оттуда массу неприятных впечатлений, во-первых, от неопрятной комнаты, во-вторых от жидкого чая и от дешёвой колбасы, которыми Петя угощал её и ещё одну нашу сотрудницу Марину Серафимовну. Но самое главное – на его застланной кое-как постели они увидели бумажку, где были указаны все расходы, связанные с их визитом: стоимость колбасы, варенья, чая и т. д. Поэтому Вера многократно предупреждала меня, чтобы я как следует наелась дома перед походом к Петру Степановичу. Однако я верила в свою счастливую звезду и сказала ей:

– Брось, Вера Александровна, дрейфить. Меня везде хорошо кормят. Вот увидишь, всё будет о'кей.

И правда, надо сказать, Петя в этот раз прямо в лепёшку расшибся. Мало того, что он угостил нас прекрасным обедом, он ещё поднёс нам водочки и кипрского мускату, который сам очень любит. Мы дружно смаковали мускат и заедали его тортом-мороженым, предусмотрительно купленным Верой. Пётр Степанович сознался, что для устройства этого пиршества ему пришлось специально вытребовать жену и попросить её похозяйничать. Мало того: видимо, специально к нашему приходу он решил и помыться, потому что открывал нам дверь с полотенцем, повязанным вокруг мокрой головы. Вера была приятно поражена, а я время от времени подталкивала её локтем и шептала ей в ухо:

– Что я тебе говорила? Меня всегда кормят.

Обедали мы с большим удовольствием ещё и потому, что до этого часа четыре смотрели Петины гравюры. Происходило это так. Пётр Степанович усадил нас с Верой на свой продавленный кожаный диван, стоящий вдоль стены, а сам уселся за стол и спросил:

– Ну-с, с чего начнём?

Какой толк спрашивать таких неискушённых дур, какими мы тогда были? Мы ответили, что хотим посмотреть всё. И Петя стал показывать всё.

Методично, не спеша, он вытаскивал из-под стола одну огромную синюю папку за другой, раскрывал её, сдёргивал папиросный лист с первой гравюры и застывал в благоговении. Мы столь же благоговейно созерцали гравюру, потом Петя снова накрывал её папиросным листом и перекладывал справа налево. Время от времени он комментировал свой показ либо рассказом о гравюрах, либо о том, как ему досталась та или иная гравюра, причём в рассказе часто фигурировал какой-нибудь соперник-коллекционер, которого Петру Степановичу удалось посрамить и увести у того гравюру прямо из-под носа. Все гравюры у Петра Степановича прекрасно отреставрированы, причём за большие деньги, и почти все лежат в паспарту, а огромные синие папки ему делают специально на заказ.

Показав все гравюры в одной из папок, Пётр Степанович начинал перекладывать их снова слева направо, чтобы они лежали в том же порядке. Ни до одной гравюры мы с Верой и пальцем не дотронулись, хотя, конечно, ели их глазами. Пока Петя перекладывал уже показанные гравюры, я отдыхала, сидя на диване, потому как смотреть мне их приходилось стоя: с дальнего конца дивана я вовсе ничего не видела, а когда пыталась придвинуться поближе к столу, в меня тут же впивалась какая-то мерзкая, абсолютно голая пружина, на которой вовсе нельзя было сидеть. Помнится, я всё удивлялась: как он сам на этом диване спит?

Петя показал нам огромное количество папок, и в голове у меня, конечно, многое перемешалось, но я помню, что у него есть гравюры и Дюрера, и Рембрандта, и Стейнлейна, и Домье, и Мазареля и т. д. и т. п. Все Петины гравюры необыкновенно красивые и в прекрасном состоянии, потому что он на свои книги и гравюры денег не жалеет, не то что на себя самого. Помнится, в тот раз я осмелилась у него спросить, почему он не всегда бывает такой нарядный, как на том вернисаже, и он мне ответил:

– Ну, это же надо опять жену звать, просить её, чтобы она белую рубашку выстирала.

Петя – большой гурман. Когда мы его спросили, что он больше всего любит, услышали:

– Тюрбо из осетрины.

Мы не знали, что это за блюдо, но потом вычитали из французского «Ларусса», что это очень сложное блюдо, рецепта приготовления которого, разумеется, мы не запомнили: всё равно у нас ничего такого не приготовишь.

Петя также любит хорошее вино и фрукты. Лет десять тому назад в Москве вдруг стали продавать прекрасный испанский портвейн. Пётр Степанович похвастался нам, что купил себе пару бутылочек про запас. Тут же к нему подсуетилась наша Фира:

– Вот, Пётр Степанович, каждый день к нам ходите и никогда в жизни ничего нам не принесёте. Хоть бы раз на бутылку вина разорились.

И тут, ко всеобщему удивлению, Пётр Степанович вытащил из внутреннего кармана своего знаменитого пиджака засаленный бумажник, покопался в нём, выбрал между сотенными и пятидесятирублёвыми бумажками пятёрку, подал её Фире и сказал:

– Пожалуйста. Только сам я больше за вином не пойду. Если хотите, сбегайте сами.

Хотя мы все слегка обалдели от изумления, два раза нам повторять не пришлось. Уж не помню, кто именно расстарался (не Фира, разумеется), но через десять минут бутылка с испанским портвейном уже была на столе в нашей кухне, а ещё через десять минут в ней ни капли не осталось. Конечно, Петра Степановича мы тоже не забыли.

Надо сказать, что у Фиры с Петей тоже очень своеобразные отношения. Он, естественно, считал её дурой набитой, а она его – скрягой, грязнулей и сплетником. Тем не менее, они постоянно заигрывали друг с другом. Выглядело это так:

– Пётр Степанович, когда вы меня, наконец, в ресторан пригласите?

– Обольстительная Фирюнечка, зачем вам ресторан? У меня дома в столе есть для вас сто рублей. Если захотите, они ваши.

– Нет, Пётр Степанович, давайте так: сто рублей и ресторан.

– Нет-с, дорогая Фирюнечка, в ресторане вы столько нажрёте, что у меня денег не хватит. Вот приходите ко мне в гости, и сто рублей ваши.

– Ну, Пётр Степанович, какой вы всё-таки жадный. А просто так можете мне сто рублей дать?

– Нет-с, милая моя Фирюнечка, я не привык деньги просто так на ветер бросать. Вот приходите ко мне и честно заработаете.

Самое интересное состояло в том, что он действительно заплатил бы, подобные случаи за ним