Генетический дрейф - Вадим Денисов

Сразу смыться я почему-то не догадался, продолжая пялиться. Немцы тем временем, никого не опасаясь, азартно взламывали шкафы бара, один за другим. Нормально! Как быстро апокалипсис отпустил у них тормоза! Вот тут бы и призадуматься…

В отличие от меня, бундесы были уже экипированы. Оба в просторных полотняных штанах, в лёгких рубашках с закатанными по локоть рукавами, в светлой трекинговой обуви, никаких розовых маек. Самое же главное было вот в чём: оба недруга вооружены! Добравшись до кухни отеля, они выбрали там самое впечатляющее: огромные поварские ножи-шефы с длиной клинка сантиметров в тридцать пять. Мать моя родная… Даже примитивные чехлы сконструировали! Стенки — что-то типа плотного картона, сверху обмотка простым скотчем, подвесы через плечо.

Я моментально почувствовал себя голым в джунглях.

Возникло какое-то паскудное чувство, словно у пограничника на реке Буг утром двадцать второго июня. Быстро с них цивилизационная амальгама облетает, очень быстро…

Именно тогда в моей голова начала разрушаться распространённая среди многих жителей России, да и не только России, мифологема: старенькая Европа уже находится при смерти, сами европейцы оплыли жиром, одряхлели, перестали трезво смотреть на законы бытия, опустили ручки и ни на что не способны! Спасовали они перед лицом радужных тенденций, экспансии ислама и быстрого замещения коренного европейского населения лицами пришлых национальностей.

Ошибочный вывод настолько часто высмеивался, где только можно, что сам собой превратился в непреложную истину: всё, списываем европейцев по акту, отталкиваем на обочину истории. Скоро над континентом восстанет Мечеть Парижской Богоматери! С однополыми семьями безропотных рабов.

То, что я сейчас увидел, свидетельствовало об обратном.

Рядом с нетрами-мародёрами стояли две большие решётчатые тележки, куда они неспешно складывали добытое.

Мне бы спрятаться, а я словно остолбенел от удивления.

Белобрысый орудовал энергичней. Чем-то вроде маленькой фомки он быстро вскрывал очередное хранилище, осматривал, доставал. Многое и вскрывать не надо было: запорчики для вида, всё заточено под честных людей. Чернявый одной рукой бережно укладывал добычу в тележку.

Я почти сразу обратил внимание, что левая рука у него не в порядке, безвольно висит вдоль тела, немец постоянно дотрагивался до неё, энергично разминая бицепс. И скрученный бинт висит петлёй на шее… Плечо отсушил где-то? А что же тогда на перевязи не держит? Да потому что оживить пытается, разрабатывает. Нет, тут что-то другое. Нечто подобное я видел у человека с парализованной после инсульта конечностью. Ну, вряд ли у такого молодого кабана будет инсульт.

«Ты слишком долго собирался идти бомбить столовку, Гош, а столовки долго ждать не любят, они сдаются наиболее голодному, — промелькнула горькая мысль. — Меньше глазеть надо было, а больше делать».

Ведут себя как чистые альфы! Ни полиции не боятся, ни хозяев!

Значит, немцы отель уже облазили и всё разведали, ситуацию представляют чётко. А я даже на ресепшен ни разу не был!

Стоял я, глазел и доглазелся…

Чернявый оглянулся в порядке «на всякий случай» и сразу засёк наблюдателя.

Резко выпрямившись, он гортанно выкрикнул:

— Макс! — и что-то быстро затараторил уже тише, показывая на меня здоровой рукой.

Белобрысый тоже повернулся в мою сторону и очень нехорошо улыбнулся.

Затем, картинно бросив красную фомку на пол, спокойно вытер руки взятым с лёгкого столика полотенцем. Нехорошо он смотрит. Поджатые губы. Короткая стрижка ёжиком, а в чуть поблекших серо-голубых глазах чёрт знает откуда взявшееся космическое спокойствие и неимоверная уверенность в себе. Ни за что не скажешь, что перед тобой нетр! Чисто немецко-фашистский оккупант в первые месяцы войны.

Чернявый же своими тупыми глазами смотрел бесхитростно, с предельной честностью — то есть с животной ненавистью.

Сколько же в них это спало?

Люди, десятилетиями привычно подчиняясь мейнстриму новых европейских ценностей типа мультикультурализма, беспредельной толерантности и всепрощенчеству, сознательно или подсознательно держали в себе что-то генетически корневое, то, что некогда придавало жизни пассионарные смыслы, что вело их предков за тридевять земель воевать самого дальнего соседа. Сдерживались, терпели, постоянно занимаясь аутотренингом, толерантно улыбались каждому встречному негру, турку или арабу, инерционно верили, что всё зло — в непослушных сербах и русских. Уговаривали друг друга, что всё вокруг зашибись, европаровоз стоит на правильном пути, а растущее на атеистическом поле количество мечетей — культурная норма, признак некого обновления…

Да так с ума сойти можно! Не в том ли кроются причины внезапных всплесков самоубийств вполне благополучных людей в сытых европейских странах, о которых периодически вспоминает пресса как о необъяснимых явлениях?

Ну, немцы, в другое время я бы за вас только порадовался…

Кричать привычное «Сталинград!» что-то не потянуло.

Самое правильное действие — тут же смыться. Честно говоря, именно эта мысль первой и пришла в голову. Сдерживала гордость, та самая дама, что не даёт оскотиниться, но вполне может привести к летальному финалу. Сам же всё мечтал с ними похлестаться, задирался постоянно, на коне перед строем скакал! И вот он, случай — воюй!

А что-то не хочется…

Глядя на такие тесаки — очень не хочется.

Плохо то, что, судя по всему, придётся.

— Эй, русский! Иди сюда! Ты хотел войны? Давай, мы готовы, ха-ха!

Я вытянул руку с плотно сложенной фигой и крикнул в ответ по-нашенски:

— Ага! Нашёл дурака! Жди дальше!

— Рупрехт, он боится!

Немцы дружно заржали и медленно пошли в мою сторону, всем видом показывая: «Ну попрыгай, попрыгай! Покажи клоуна, у тебя ещё есть пара минут».

Нет, братцы, так дело не пойдёт! У меня только крохотулечный нек-найф висит, я что, им отбиваться буду от почти боевого холодного оружия? Это же чисто саксы!

Отскочив по бетонным ступенькам на самый верх пролёта, я начал судорожно оглядываться, одновременно силясь вспомнить — не видел ли поблизости чего-нибудь подходящего? Только метла вспомнилась, падла! Красного цвета высокотехнологичная метла «жим-жим» с тонкой пластиковой ручкой, общим весом в тридцать граммов! Дверь в чулан уборщицы открыта, хватай, обороняйся, Гош…

Холодный страх прокатился по телу, я моментально покрылся липким потом.

Что делать?! Шли секунды.

Внизу за кустами ограждения лестницы всё ближе топали трекинговые ботинки наступающих. Вроде бы и не по чему там топать: бетонные плиты, часть которых покрыта крупной плиткой, мягкие подошвы… Но я слышал этот топот, словно это были дембельские подкованные сапоги, с искрами цокающие по асфальту. Слышал так, как слышали тяжёлый топот подходящей монгольской конницы русские бойцы на Калке.