Весы Великого Змея - Ричард Кнаак

Подошедший Ульдиссиан остановился над ним, и воин снова напряг все мускулы. Взглянув на дрогнувшие пальцы врага, сын Диомеда заметил кинжал, висевший совсем рядом с ними, на поясе.

– Кинжал взять я, если хочешь, позволю, – ровно сказал он, – только ничего хорошего из этого не выйдет.

Однако воин тянулся за жалким оружием что было сил. Вздохнув, Ульдиссиан поставил мироблюстителя на ноги и освободил его руку.

Пальцы врага немедля стиснули рукоять. Вскинув кинжал кверху, мироблюститель, к крайнему изумлению Ульдиссиана, полоснул лезвием по собственному горлу.

Толпа разом стихла, однако, позволив истекающему кровью врагу упасть, ошарашенный его самоубийством Ульдиссиан обнаружил, что все вокруг твердо уверены, будто это он, их предводитель, заставил воина покончить с собой. Все вокруг полагали роковой удар Ульдиссиановой карой, а заодно – наглядным подтверждением его превосходства над подосланными убийцами.

Кое-как скрывая от окружающих потрясение, Ульдиссиан устремил взгляд на мироблюстителя. Воин раз-другой булькнул горлом, дернулся в предсмертных судорогах… и затих.

«И все это время он хотел лишь покончить с собой! Потерпел поражение и не видел иного выхода…»

Подобный фанатизм просто ошеломлял. Может статься, враг полагал, что его ждет куда более ужасная участь, однако это отчего-то казалось Ульдиссиану сомнительным. На самом-то деле сын Диомеда раздумывал над тем, как бы сохранить покусителю жизнь. Минувшая ночь стала последней для многих и многих, и вот новый день тоже начался с кровопролития! Как же ему это надоело…

«Но путь этот ты выбрал сам», – напомнил он себе.

– Мастер Ульдиссиан! Мастер Ульдиссиан!

Радуясь возможности хоть на что-то отвлечься, Ульдиссиан с благодарностью оглянулся на Рома. Бывший преступник указывал себе за спину: там, позади, еще двое партанцев волокли к остальным безжизненно обмякшее тело.

Третий мироблюститель… Только теперь Ульдиссиан вспомнил о том, что первый удар был нанесен откуда-то издали.

– На опушке джунглей нашли, – потирая лысину, пояснил Ром.

Едва остальные двое бросили мертвое тело наземь, причина смерти врага сделалась очевидна каждому. Кто-то, по всей вероятности, доверяя отточенному мастерству больше, чем непривычной, не испытанной в деле внутренней силе, весьма искусно сразил подосланного убийцу пущенной в затылок стрелой.

Еще одна смерть… но из тех, которых не избежать. Вдобавок, беду мироблюститель накликал на свою голову сам.

– Прекрасно, Ром.

– Так это не я, мастер Ульдиссиан.

Двое других тоже отрицательно покачали головой. Ульдиссиан на минуту задумался.

– Тогда кто же?

Но приписать заслугу себе не пожелал ни один.

Сдвинув брови, Ульдиссиан присел над телом убитого. Выстрел, как он уже отметил, был великолепен: тут чувствовалась рука умелого лучника. Чуть в сторону, и стрела прошла бы мимо либо угодила в латы…

Древко стрелы было измазано чем-то темным. Потерев стрелу кончиком пальца, Ульдиссиан озадаченно наморщил лоб.

«Чем-то темным» оказалась сырая земля… сырая земля, покрывавшая древко почти целиком, точно стрелу недавно извлекли из могилы.

Он мерз. Мерз даже здесь, посреди курящихся жарким туманом джунглей. Правду сказать, согреться теперь не удавалось нигде, кроме как рядом с ними… или, может, не с ними, а с ней. «Да, – думал он, – скорее всего, это она. Больше некому».

Поступив так, он здорово рисковал, но иначе мироблюститель мог бы сбежать. Много ли в этом проку, утративший гибкость разум сообразить не сумел, однако он решил не полагаться на случай. Стрела в затылок, под основание черепа – и дело сделано.

Вот только теперь ему следовало поскорей убираться прочь. Показаться им на глаза он не отваживался. Увидев, его наверняка сочтут опасным… и, может статься, не слишком-то в том ошибутся.

Закинув лук за спину, стрелок углубился в густые заросли. Всякий раз, вынужденный опереться о дерево, он оставлял на коре смазанные, нечеткие отпечатки ладоней. Ладоней, испачканных мягкой сырой землей… и как усердно их ни оттирай, все без толку.

Внезапно почувствовав рядом кого-то еще, он напружинился, насторожился. Из зарослей крался навстречу некто большой, однако ловкий и гибкий, а еще явно слышавший его шаги, хотя он и полагал, что идет совершенно беззвучно. Его рука медленно потянулась к луку…

Из кустов впереди показалась огромная, свирепого вида кошачья морда с парой длинных, кривых, точно сабли, клыков, торчавших из-под верхней губы. Обитатель джунглей угрожающе зарычал, однако рык его тут же обернулся шипением, и исполинский кот, выгнув спину, подался назад.

Путник опустил руку. Ему бы сразу понять, что бояться-то нечего… Подобно всем прочим зверям, кот чуял: с ним дело нечисто.

Охваченный нетерпением, желанием поскорее закончить этот никчемный балаган, пополам с отвращением к самому себе, он сделал шаг навстречу огромному коту. Кот снова зашипел, фыркнул и отступил ровно на тот же шаг.

– Недосуг мне… с тобой… возиться…

То были первые слова, сказанные им за многие дни, и собственная хрипота испугала его не меньше, чем грозного зверя. Ни на что более не притязая, кот-великан развернулся, поджал хвост под брюхо и бросился наутек.

Лучник ненадолго задумался, оценивая поведение зверя. Столкновение только лишний раз подтверждало: попадись он кому-либо на глаза, ничем хорошим это не кончится.

Однако он должен держаться рядом. И не только потому, что хотел того сам: его влекла к ним какая-то странная сила. Вот и в эту минуту желание повернуть назад усилилось во много раз против прежнего. Вскоре оно сделается столь сильно, что хочешь не хочешь, а повернешь… Он мог бы даже точно сказать, сколько шагов отделяет его от них, однако еще один, вот этот, собирался прибавить к ним во что бы то ни стало. Врожденное упрямство требовало сохранить за собою хоть малую толику независимости.

Кот давным-давно скрылся в зарослях. Отодвинув в сторону широченный, размером с лицо человека лист, лучник двинулся дальше.

Оставив позади, на листе, очередной отпечаток грязной ладони.

* * *

С новообращенными пришлось провозиться почти все утро, однако Ульдиссиан, несмотря на данное слово, не желал уходить, пока каждый из них не поймет, что именно в них пробуждается. Все это не означало, что любой сразу же обретет некие необычные силы, но хотя бы сулило кое-какую надежду, если опасность снова подымет голову… а она ведь подымет, и очень скоро. По счастью, прочие его приверженцы – особенно из партанцев, у которых было время поупражняться – наверняка послужат тораджским собратьям воодушевляющим примером.