Кладоискатель и золото шаманов - Юрий Гаврюченков

– Слушаю, Ласточкин, – долгожданный голос, даже и преисполненный скуки, звучал как прекрасная музыка.

– Кирилл Владимирович, узнали?

– Да, – встрепенулся он.

– У моего дома лежит результат нашего разговора. Забирайте его скорей. И запомните, я не передумал.

Ласточкин бросил трубку.

Я с облегчением вздохнул. Пущай помечется. Очень надеюсь, что он немедленно свяжется с клубом и оттуда приедет дежурная бригада. Имеется же у них кто-нибудь на подхвате. Я надеялся, что таковые имеются.

– Я опять в историю влип, – сообщил я Маринке. – Собирай быстро вещи, я закину тебя к родителям или на дачу.

– А ты сам где будешь? – привыкшая к заморочкам жена сумела взять себя в руки.

– В лес уеду.

– Тогда я с тобой, – Маринка была настоящей супругой кладоискателя.

Через полчаса мы уже мчались в сторону Московского шоссе. Конечно, можно было не гнать лошадей, убить бы меня все равно не успели – когда мы вышли во двор, там еще валялись бычьи туши, – но и попадать под горячую руку бойцам «Трискелиона» радости мало. Я решил отсидеться недельку-другую за городом. Гольдберг подождет.

– Что ты опять учудил? – спросила Маринка.

– Есть такое понятие «оголтелый патриотизм». – От ветерка из открытой форточки саднило поцарапанный лоб и вспухшую скулу. – Сегодня я ему слегка противостоял.

– И?..

– Результат на лице.

– С тобой не соскучишься, – укоризненно сказала Маринка.

«Каждому – свое» – так говорил Заратустра.

Я сидел у костра, помешивая прутиком толстую шапку кофейной гущи. Разумеется, молотый кофе в котелке – редкий изврат, но, если можно сварить, я никогда не променяю его на растворимый. И уж наверняка не откажусь от чашечки кофе, когда появляется такая возможность. Едкие клубы дыма от наваленных на огонь зеленых веток отгоняли эскадрильи полосатых лесных комаров. Вот уже неделю я проводил раскопки на берегу реки Сосницы и был ужасно доволен результатом.

Обретение счастья есть понятие весьма относительное. В большинстве случаев оно не зависит от внешних факторов и напрямую связано с предрасположенностью человека к определенному роду занятий. Вряд ли тот же Вадик пришел бы в восторг, получив в подарок картину Филонова, а его двоюродный братец – от созерцания мохнатой гусеницы или твердой рогатой куколки, внутри которой, как я уже заметил, происходят таинственные метаморфозы. И сомневаюсь, что оба Гольдберга, перемазавшись землей и пожив неделю в палатке, смогли разделить мою радость. А я был обрадован и совершенно счастлив.

Ничто так не лечит душу, как удачные раскопки при хорошей погоде! А мне, надо сказать, везло, причем везло с потрясающей периодичностью. Найти по берестяной грамоте давно забытое капище – случай беспрецедентный. Можно считать, уникальный. Так мой кумир Шлиман откопал Трою, пользуясь текстами Гомера, однако это заняло у него больше пяти лет. Мне же, чтобы выйти на клад Онкифа Посника, потребовалось менее пяти дней! Ну, крут я или не крут?

Основав на даче, где поселил Маринку, базу, я направился в район селища Сосни и начал исследовать окрестности в направлении речки. Капище должно было стоять у воды. Разумеется, гулял я не налегке, а с фишеровским металлодетектором в руках. «Джемини-3» представлял собой два плоских блока, излучатель и приемник, укрепленных на концах металлической штанги. Излучатель посылал в почву радиосигнал на частоте 81,92 килогерца и генерировал более-менее устойчивое электромагнитное поле. Когда в его пределы попадал металлический предмет, то проводимость создавала производное поле, нарушавшее контур первичного. Искажение фиксировалось приемником, который посылал через наушники звуковой сигнал.

Использование металлодетектора сильно облегчило работу и ускорило поиск клада, благо, я знал, что ищу. Котел с шестьюдесятью килограммами серебра – артефакт солидный, поэтому я не обращал внимания на мелкие попискивания, хотя пару раз вставал на лопату, чтобы откопать полную ржавых банок туристическую помойку и неизвестно как попавшую в эти края неразорвавшуюся летучку от полкового миномета. Наконец я набрел на небольшую полянку километрах в трех от селища и метрах в ста от реки, где умный прибор стал издавать пронзительный визг. Погуляв по поляне кругами, я отыскал место, где сигнал был наиболее мощным, и разбил здесь лагерь. Местечко было самое подходящее для выполнения языческих обрядов. Поляну обступал густой ельник, создававший мрачную, но торжественную атмосферу, как раз для древних ритуалов. Здесь действительно верилось, что можно общаться с лесными духами и даже называть их богами.

Хотя похоронный вид разлапистых елей действовал малость угнетающе, находки в первые же часы работы заставили позабыть всякие предрассудки.

На глубине полуметра, чуть в стороне от участка подземного излучения, я натолкнулся на крупный камень со следами явной обработки. Обкопав его, я понял, что нахожусь на верном пути. Это был тот самый кумир, о котором упоминал Онкиф Посник. Из массивных каменных плеч торчала квадратная голова, кропотливо обработанная резцом неизвестного мастера: глаза, ноздри, губы были вытесаны с большим умением. Стерев землю подошвой, я изучил идола, но определить его породу не сумел. Кем он был, Сварогом, владыкой неба, или Даждьбогом, сыном его, какую стихию представлял, осталось неясным. А может, это был Перун – бог грозы и покровитель княжеской дружины. В одном я был уверен: изваяние было очень древним, не исключено, что нездешним. Новгородской культуре каменные истуканы вообще-то не свойственны, здесь идолов рубили из дерева. Вполне возможно, что статуи привезли издалека, когда язычество подверглось гонению. Доставили в эту глушь и спрятали, основав для служения жреческий поселок. Долгая и тщательная обработка гранита свидетельствовала о наличии какого-то особого ритуала. Поэтому, вероятно, и сохранилось капище, несмотря на строгие порядки христианской Руси.

С удвоенной энергией я заработал лопатой, снимая пласт на уровне первой находки. Вскоре истертый штык моей достославной лопаты – верной спутницы всех раскопок со времен студенческой практики – снова скрежетнул по камню. Через час я стал обладателем еще двух идолов, и теперь четко прослеживалось их расположение: по кругу, в центре которого металлодетектор издавал наиболее сильный сигнал. Кладоискательство – занятие увлекательное, и я не заметил, как наступили сумерки. Просто рыл себе и рыл, бурча под нос по поводу плохой видимости. А потом вдруг обратил внимание на то, что совсем стемнело.

Так закончился пятый от начала поисковых работ день и первый – раскопочный. Следующие два пролетели вообще незаметно, но сегодня утром я почувствовал, что надо сделать перерыв. Раздул огонь и стал варить кофе, наметив посидеть, подумать и принять решение.

Когда гуща поднялась над краем, я снял котелок с костра и дал немного отстояться. Затем размешал прутиком подсохшую шапку, и манящий аромат свежезаваренного кофе облагородил капище. Я наполнил кружку и стал прихлебывать, от наслаждения прижмурив глаза. Замечательно! Даже ядовитый дым костра, обволакивающий меня густыми белыми клубами, не портил удовольствия. От него тоже была польза. Он хоть и заставил прослезиться, зато комаров прогнал начисто. Их назойливый писк вызывал дикое раздражение. Репеллент иссяк сегодня утром, на исходе рабочей недели, и спастись можно было только костром. Черные пятна по краю отвала свидетельствовали о тщетных попытках затопить дымом раскоп – безветренная погода не позволяла добиться желаемого результата. Я стал подумывать о возвращении на базу, чтобы пополнить запасы продовольствия и, если понадобится, сгонять в Новгород за одеколоном «Гвоздика». Купить ДЭТу в окрестных магазинчиках я даже не надеялся. Словом, если бы не комары, ощущение счастья было бы полным.