На пике века. Исповедь одержимой искусством - Пегги Гуггенхайм

Потом мы решили совершить плавание вверх по Нилу, и все драгоманы Каира стали бегать за нами и предлагать в аренду свои лодки-дахабии. Один пригласил нас в свой дом в пустыне и устроил для нас шикарную трапезу из тринадцати блюд. В конце концов мы сбежали в Луксор и арендовали там скромную лодку, скорость которой полностью зависела от прихотливых ветров Нила и восьмерых рабочих-тягачей. Когда ветер утихал, рабочие выходили на берег и тащили ее за собой на веревках. У нас с Лоуренсом часто не хватало терпения, и мы сами шли по берегу, дожидаясь, когда дахабия нас догонит.

С географической точки зрения Египет — странная страна. Своим существованием она полностью обязана Нилу; без него это была бы просто пустыня. Ширина Египта сильно разнится — от многих миль, как в дельте, до чуть ли не одного фута. Сельское хозяйство существует только там, где земли увлажняет Нил. Вдоль берегов в бесконечном движении тянется система ирригации. Через равные промежутки пути тебя встречает мелодичная песня колеса, рядом с которым по кругу ходит верблюд и вращает его. На колесе закреплены ведра, которые зачерпывают воду из Нила и выливают ее в желоба, ведущие в ирригационные каналы. Иногда верблюдов заменяет человеческая сила и обычные ручные подъемные вышки.

Вдоль берегов то и дело встречаются маленькие деревни с домами из ила. Женщины выходят на берег за водой с кувшинами на головах. Лоуренс непременно хотел искупаться в Ниле, невзирая на крокодилов и микробов, и однажды напугал целую толпу женщин: они с криками бросились прочь, когда он вышел голым из воды.

Население Египта в основном составляют арабы, и они чрезвычайно бедны. Мы пытались научиться их языку от драгомана, который сопровождал нас на дахабии, но сам он идеально говорил на английском. Он выпивал по бутылке виски в день. Капитан нашей лодки был хорош собой, и я даже испытывала к нему некоторое влечение. Он играл для нас арабскую музыку на тамтаме.

Оказавшись на Ниле, нужно забыть о чувстве времени, но у меня не получалось этого сделать. Я почти что сходила с ума от безделия. Лоуренс часы напролет проводил внизу в каюте и писал книгу: когда дело касалось его писательского призвания, в нем просыпалась совесть пуританина. Синдбада и Лили мы оставили в отеле в Асуане у первого порога. Мне было скучно, и для развлечения я купила беременную козу — я надеялась посмотреть, как она рожает. Однако она меня обхитрила и управилась за тот час, что я отлучилась навестить друзей на борту парохода Томаса Кука. Капитан отправил за мной матроса, но я все равно не успела. Вскоре вся лодка пропиталась козлиной вонью, которую мы не смогли терпеть. Я подарила козу капитану. Еще у нас на борту жило две овечки. Они были очень ласковыми и сидели у нас на коленях. В конце концов мы должны были их съесть, поскольку наш рацион почти полностью состоял из баранины. Порой мы ели до пяти по-разному приготовленных блюд из баранины за одну трапезу. Но я не могла вынести мысли о том, чтобы съесть этих славных овечек, и в результате их я тоже подарила капитану.

Мы продолжили идти вверх по течению до второго порога у города Вади-Хальфа. Мы посетили все известнейшие храмы и Долину царей с ее двумя гигантскими статуями-близнецами. Как раз вскоре после этого вскрыли гробницу Тутанхамона. То религиозное наследие Египта, которое произвело на меня сильнейшее впечатление, не имеет никакого отношения к арабам и их цивилизации. Египтяне верили во что-то невообразимо жестокое, неуловимое и благородное. Стены их гробниц покрыты искусной резьбой, а храмы настолько громадны, что рядом с ними чувствуешь себя карликом. Некоторые святилища в то время погрузились под воду из-за дамбы в Асуане. Мы проплыли на лодке по внутреннему двору храма Ком-Омбо, который был наполовину под водой, и увидели только верхушку храма в Филах.

В Вади-Хальфе нас принял губернатор. Люди редко заплывали так далеко на дахабиях, и он решил лично отдать нам честь. Британский правящий класс в колониях составлял малоприятное общество, и удовольствия от этой встречи мы не получили.

По пути обратно мы увязались за пароходом, который какое-то время тащил нас за собой. Было странно видеть пролетающий мимо Египет в лунном свете, а не наблюдать, как он в свете дня медленно разворачивается перед тобой сам, будто замедленные кадры фильма. Мы радовались всякий раз, когда узнавали места, которые проплывали раньше.

После трех или четырех недель плавания наши матросы ожидали от нас чаевых, но мы не представляли, сколько нужно оставить. Я предложила по фунту каждому. Такая сумма их явно разочаровала, тогда мы добавили еще по фунту. Они воспрянули духом и отблагодарили нас радостным улюлюканьем. В тот период я отличалась скупостью, и Лоуренсу всегда нелегко давалось решение денежных вопросов, потому что я постоянно пыталась вмешаться. В конце концов ему пришлось дать чаевые драгоману из собственного кармана. Позже я рассказала Бените, какой я была ужасной с Лоуренсом, и она даже зарыдала от сочувствия к нему.

Вернувшись в Каир, мы оставили Синдбада с Лили в «Мена-Хаус» и отправились в Иерусалим. Впервые в жизни мне стало стыдно, что я вышла замуж за человека не своей веры. Евреи в Иерусалиме смотрели на меня косо. Палестина в то время была совсем молодой страной, несмотря на почтенный возраст. Тогда ее только-только отдали обратно евреям, но ничего хорошего, по всей видимости, из этого не вышло. Там постоянно происходили кошмарные столкновения между мусульманами, евреями и христианами. Все хотели иметь свой собственный ключ к храму Гроба Господня. Иерусалим в то время почти не был застроен, а местные жители в основном занимались сельским хозяйством. Единственное, что глубоко меня впечатлило, это Стена Плача. Я испытала жгучий стыд за свой народ. Мне стало дурно от созерцания их стенаний, воплей и корчей, и я была только рада вновь оказаться подальше от своих соплеменников.

Мы вернулись на пароходе другой судоходной компании, сошли на берег в Генуе и сели на ночной поезд в Париж. По прибытию я решила отослать Лоуренса, Синдбада и Лили и пройти таможню самостоятельно. Все, что мы купили в Каире, мы спрятали среди платьев в моем сундуке-шкафу. Это было не слишком умно, учитывая, что помимо бессчетных суданских одеяний для Клотильды, Мэри и меня мы везли еще необъятную коллекцию расшитых скатертей и наволочек. Грубее всего мы нарушили закон тем, что привезли во Францию турецкий табак. В последний момент Лоуренс вспорол купленную им огромную тряпичную куклу и засунул в нее около четырех сотен сигарет. Ничего из этого не нашли, и я прошла проверку без потерь. Приехав в отель «Лютеция», я стала распаковывать вещи и с трудом могла поверить своим глазам. Я чувствовала себя фокусником, доставая вещи одну за другой, как из волшебной шляпы. Мы устраивали коктейльные вечеринки каждое воскресенье и хвастались перед гостями своими удивительными арабскими сокровищами.

С появлением Синдбада нам стало не хватать комнат в «Лютеции», поэтому мы на шесть месяцев сняли апартаменты на бульваре Сен-Жермен. Обстановка в них была прустианская, и мы постарались придать им какой-то уют. Виконт де Камбон, наш арендодатель, пришел в ужас, когда мы заменили его утварь в стиле Людовика XVI (ее мы спрятали в чулане) на французскую деревенскую мебель. Мы привезли с собой всю библиотеку Лоуренса и все книги, что я получила на свадьбу от своей американской семьи. Когда мы потом съезжали из этой квартиры, мы устроили из их перевозки на бульваре Сен-Жермен целое представление: швыряли их в окно и собирали на улице по страницам.