Обреченный контингент - Сергей Скрипаль

Яростный стук поезда, пробежавшего по недалёкому железнодорожному пути, помешал размышлениям. Федюня вновь заходил по надоевшему посту. Подошёл к огромному тополю и, шепча: «Стой, кто идёт!», нанёс примкнутым к автомату штык-ножом удар в ствол. Штык покорно вошёл в древесину. Федюня потянул оружие на себя. Не-а.… Штык сидел прочно. Федюня потянул ещё и ещё. Результат тот же. Тогда он принялся раскачивать автомат, потихоньку пытаясь высвободить лезвие. Еле слышное «кррак» судным колоколом раздалось в голове часового. Безобразный обломок ножа торчал из дерева, а над стволом автомата торчала такая же безобразная ручка.…

Что уж тут рассказывать, как дальше было дело. На губе трое суток Федюня отбарабанил час в час.

«Дальше что было?» – спросите вы. Да так и было дальше. Однажды, уже на другом посту, огороженном двойным рядом колючки, Федюня пострадал из-за комбата Халеева, вздумавшего проверить молодого бойца.

– Рядовой, – размышляя про себя, чего б такого сказануть, произнёс: майор, даю вводную. Противник нападает вот из-за тех кустов, – уже уверенно Халеев ткнул пальцем на густой ольховник, росший неподалёку от входа на пост.

Федюня рухнул плашмя на землю, срывая предохранитель автомата и передёргивая затвор, лихо перекрутился через спину к опоре прожектора и, конечно же, ударяя по ней сразу отскочившим обломком штык-ножа.

Ещё хотите? Пожалуйста! Уже в Афгане Федюня сломал не меньше пяти штыков. Парни развлекались, по-детски играя в ножички, втыкая в песчано-пыльную мякоть земли штык-ножи. Федюня вошёл в азарт, плюнул на зарок – не прикасаться к этой хрупкой вещи. Бросил штык, и он попал в камень, предательски лежавший под тонким слоем грунта.

В рейде все открывали консервы именно штык-ножом. И ничего. Стоило то же самое сделать Федюне – Борисыча рядом не оказалось, о результате нет смысла говорить!

Вот ведь какая война нешуточная разгорелась между неодушевлённым предметом и вполне даже сообразительным и хорошим солдатом!

Поэтому Федюня таскал с собой маленький консервный ключ и перочинный нож. А штык-нож носил, как и все. Положено по уставу, что ты тут поделаешь?!

Уже потом, когда из учебки всех отправили в полк, воюющий в Афганистане, проклятый штык-нож и здесь не давал продыху солдату.

Случилось так, что на прочёсывании кишлака Федюня оторвался от своего напарника Борисыча, скользнувшего во дворик за высоким дувалом. Федюня видел, что Борисыч исчез, и двинулся вдоль глинобитной, покорёженной пулевыми отверстиями и выбоинами стены назад, чтобы в случае чего прикрыть друга. Борисыч уже смело топал по двору, давая тем самым понять, что здесь всё в порядке. Федюня выдохнул успокоенно, поправил ремень выставленного вперёд автомата и устало опёрся плечом о тёплую стену. Тут-то и навалился откуда-то сверху на него дух. Выбил из расслабленных рук оружие, зажал рот солдата горячей ладонью, а другой рукой схватил его за горло, пытаясь вырвать кадык. Федюня даже и не думал кричать, отдавая все силы тому, чтобы как-то вывернуться из жёсткого захвата, дать возможность воздуху прорваться в лёгкие. Он яростно вцепился в душившие пальцы, но не смог отлепить их от горла. Наконец Федюня сообразил каким-то уголком подёрнутого туманом сознания и, с трудом разлепляя раздавленные в кашу губы, грызнул передними зубами мизинец напавшего. И тут ему не повезло. Как раз на мизинце духа красовался серебряный перстень с камнем. Зубы Федюни, ломаясь от силы челюстей, соскользнули с него и уже острыми обломками впились в палец.

Дух дёрнул руку, но тут же сдавил ею шею шурави, помогая другой руке, уже давно душащей Федюню. Этого времени солдату хватило, чтобы перевалиться на бок и всадить в спину афганца непонятно как попавший в руку штык-нож. Тот завизжал, отталкивая от себя врага, который ещё и ещё раз воткнул штык в уже ослабленное тело духа. Федюня поднялся на колени, душман ещё был жив, изо рта его текла кровь со слюной. Он потянул руки к шурави, страшно блестя белками глаз. Федюня как-то равнодушно ткнул его в живот штыком несколько раз, не замечая бьющейся блестящей внутренности, пульсирующе выползающей из живота, распространяющей жуткое зловоние.

Борисыч оттащил парня за плечи от трупа.

– Федюня, Федюня, ты цел?! – Борисыч ощупывал окровавленного напарника.

– Ты глянь, Борисыч, – хрипло отплёвываясь кровью, пробормотал потерянно Федюня. – Нож-то…не сломался…

А курилочка получилась просто класс! Ммммм, …загляденье.

Строили её всем полком. Резали на куски старые вертолётные лопасти, аккуратно стыковали их. Доски от «нурсовских» ящиков и брусья от бомботары пошли на скамейки и покатую крышу строения.

– Ну прямо не курилка, а дворец! – восхищался Федюня и для архитектурного завершения самолично вскарабкался на самый верх и прикрепил в виде шпиля штырь приёмника воздушного давления от «МиГа-17».

Командир полка давно ругался:

– Мать вашу, что за бардак! Куда ни глянь – везде окурки. Даже на взлётке, да что там, у самолётов и вертолётов курят! Старшина, в трёхдневный срок построить курилку…!

Но трёхдневные сроки пролетали и проходили месяц за месяцем. Солдаты загружены до предела. То предполётная подготовка, то послеполётная проверка, зарядка аккумуляторов, фотоустановок, пополнение боекомплектов, латание дыр в фюзеляжах бортов, выгрузка раненых. Да что, дел на войне мало что ли!

Полковник забывал об указаних, сам участвовал в боевых вылетах. Проблем по горло: то молодой летун загарцует на «восьмёрке» – храбрость свою показывает, на низких высотах бомбит духов, то «вертушку» подобьют – поиск налаживает, то солдаты с зенитчиками-соседями подерутся. Эх-хе-хе.…

Но последней каплей в озере терпения полковника стал прапорщик Мерзликин из технической группы авиационного вооружения, «намассандрившийся» с утра и блаженно курящий под солнышком прямо у топливозаправщика, из которого заливали керосин в вертолёт. Понятно, что Мерзликину влетело по самое не грусти, а на ближайшие неполётные, по случаю плохой погоды, дни была назначена стройка.

Вяло взялись солдаты за это дело, но по ходу работы разохотились, отошли от первоначальной, куцей идеи построить просто навес. Борисыч, как дипломированный строитель, сделал чертежи и даже утвердил их у командира. И опять же, кто ж не знает, что если солдат в курилке сидит, значит, занят. В этот момент его ни змея не укусит, ни старшина на работы не дёрнет. Занят солдат! Положено по уставу курить в курилке.

В три дня возвели. Теперь курилка тускло сияла под солнцем, давая благородные платиново-серебряные блики. Федюня с позволения главного архитектора голубой краской провёл линии по рёбрам бывших лопастей, ставя точку в строительстве.

Отошли подальше, чтоб полюбоваться, закурили. Тут Борисыч вскрикнул:

– Мужики, так ведь курилка-то ещё не того. …Тьфу, чёрт, а окурки куда бросать?!

Кто-то метнулся к складу ГСМ, за пару банок тушёнки выклянчил бочку из-под мазута и прикатил её к месту событий. До вечера выжигали бочку. Командир ворчал, что сажа по всей взлётке рассыпалась, но явно был доволен. Уже ночью Борисыч с Федюней обрезали аккуратно «болгаркой» бочку и вставили её в заранее вырытую яму.