Попутчица. Рассказы о жизни, которые согревают - Ольга Савельева

Тяжелая навязчивая сонливость – защитная реакция организма, который не мог иначе справиться с ужасной новостью, которую только что сообщил беременной Ксюше врач. Организм хотел заснуть, чтобы пережить.

…Внутриутробная патология плода. Сросшиеся нижние конечности. Ребеночек-русалка. Случай – один на миллион. Не сформированы внутренние органы. Он не сможет дышать без специальной аппаратуры. Вероятней всего, погибнет еще в утробе. Это очень опасная патология. Настойчиво рекомендуем медицинский аборт…

– Как такое произошло? Я не пью, не курю… Это из-за меня? Я что-то сделала не так? – Ксюша пыталась понять, за что ей послано такое испытание.

– Бог с вами, милочка. – Немолодая врач бережно стирала с ее живота гель. – Это генетическая патология, никто не виноват. Но у вас уже есть ребенок. Дочка. Подумайте о ней, вы ей нужны. А вынашивать плод с такой патологией очень рискованно. Это может иметь критичные последствия для вашего организма. Я выписываю вам направление на медицинский аборт.

– Мне нужно подумать…

Ксюша вышла в коридор, села на кушетку. Ксюша – верующий человек. Раба Божья Ксения. Верующий – это тот, кто видит в Боге не только узаконенную возможность просить, но и высший Промысел. Ксюша верила всей душой, истово.

Она достала из кармана телефон. Пять пропущенных от мужа. Один от мамы.

Ей не хотелось никому перезванивать и умножать панику.

Муж – большой ребенок. Ему сорок два, но если он видит на улице спортивную тачку, то хватает Ксюшу за рукав и взволнованно говорит:

– Смотри, Ксюня, смотри. Вот такая у меня скоро будет!

Ксюша молчит, потому что знает: не будет. Ты не умеешь зарабатывать. Работаешь без страсти. Деньги в руки идут неохотно, вяло, сложно. Хватает на коммунальные платежи и частный детский сад для дочери. И все. На новую зимнюю резину для старой машины в этом году пришлось копить. До спорткара как до небес. В сорок два это уже должно быть очевидно. Но внутри мужа живет маленький капризный мальчик с пластмассовым грузовичком на веревочке, мечтающий о гоночной тачке. Пассивно мечтающий. Безрезультативно. Ксюша вздыхает…

Маме звонить бесполезно. Мама сразу перевернет ситуацию так, что пострадавшей стороной будет она. У нее прихватит сердце, подскочит давление, заболит в груди. Надо будет отодвинуть свои проблемы на второй план и бежать спасать. Ксюша всегда так и делала, но не сейчас. Сейчас она сама как никогда нуждалась во спасении…

Она пролистала в телефонной книжке номера мамы и мужа. Нашла нужный. На дисплее высветилось «Георгий».

Гоша – бывший одноклассник Ксюши. Ушел в монастырь после гибели его беременной жены, которую ограбили и убили вечером в подворотне так и не пойманные впоследствии отморозки.

Жизнь вывернули наизнанку и заставили жить рубцами наружу. Безнаказанность злодеяния мешала спать, саднила в сердце. Целый год после трагедии Гоша жил идеей мести, проникся ею до маниакальной стадии. Однажды в темной подворотне на него напали подростки, пытаясь отжать телефон.

Гоша через этих отомстил тем. Он не защищался, он убивал. Двое из нападавших попали в реанимацию, один отделался сотрясением мозга и выбитыми зубами, остальные сбежали.

Гоша чудом избежал тюрьмы. Получил условный срок. Молоденький старательный адвокат доказал, что Гоша защищался и не превысил в этом вопросе полномочий. Их было пятеро, а он один…

В принципе так и было: Гоша защищался от бандитов. А ему нужна была защита от самого себя. От критично превышенного уровня ненависти, которая переполняла, лилась через край, бурлила пузырями гнева и спертым запахом отчаянья.

Кто может спасти от самого себя? Бог. Гоша пришел к Богу. Учился у Него прощать. Скорбеть. Терять. Смиряться. Любить. Раскаиваться. Жить.

По крупице возвращалось в душу спокойствие, замещая греховные мысли чистотой помыслов… После жены он не смотрел на других женщин. Целомудрие было осознанным и желанным и возвращало Гоше целостное ощущение, что он нашел свое предназначение. В монастыре у него появилось чувство, что он вернулся домой после долгого и сложного путешествия.

Гоша для Ксюши был как бы ненастоящий настоящий монах. С одной стороны, он не ел мяса, не стриг бороды и носил рясу, а с другой – пользовался интернетом и, выходя в город, переодевался в мирскую одежду и прятал массивный крест под курткой. Не хотел привлекать случайного внимания.

Говорил, что исповедь не должна быть спонтанной. Ее нужно захотеть, пережив и перестрадав, а не «прозреть и раскаяться», увидев священника в соседнем отделе местного продуктового магазина.

Когда Ксюша приезжала к нему в монастырь, он выходил на крыльцо в рясе, такой хрестоматийный, правильный священник, с густыми бровями и бородой, а она видела в нем Гошку, который на спор закрыл завуча в учительской и украл журнал перед контрольной, чтобы ее отменили, а в спортзале на гимнастическое бревно повесил табличку «Эстафетная палочка»…

Ксюше было хорошо с Гошей. С отцом Георгием. Он умел слушать и пропускать через себя. И даже молчание с ним было каким-то наполненным, уютным, обволакивающим спокойствием. А еще с ним можно было смеяться и говорить свободно, как думаешь, не подбирая слова из церковной лексики.

– Я к тебе приезжаю как… в приемную Господа. Ты как бы его секретарь для меня, – говорила Ксюша, смеясь, отцу Георгию.

– Так секретарям положено шоколадки дарить, чтоб быстрее шефу докладывали, – шутил в ответ Гоша. Ну, какой он отец Георгий?

Ксюша стояла в коридоре, наблюдая в окно за центрифугой метели и предновогодней праздничной суетой, так сильно контрастирующей с ее внутренним состоянием, и слушала длинные гудки в трубке.

– Что случилось? – глухо и резко спросил Георгий вместо приветствия. Обычно он начинал разговор совсем другими словами, а здесь он через сотни километров почувствовал: что-то случилось, и спросил что. Он все-таки настоящий…

Ксюша рассказала. Коротко, без эмоций. Одним предложением. «Ребенок, которого я вынашиваю, болен, болен настолько, что он не сможет прийти в этот мир, и чтобы не навредить моему здоровью, нужно сделать медицинский аборт».

Георгий ответил не сразу. Пропустил чужую трагедию через себя и только тогда начал говорить.

– Это трудный случай, Ксюш, – тихо сказал он. – Я как духовное лицо не могу дать тебе благословение на убийство. Ни при каких условиях, Ксюш. Но как Гоша я говорю тебе – делай. Ты нужна мужу и дочери. Ты нужна семье. Ты мне нужна. Я буду молиться за тебя, ты хорошая девочка и делаешь много добра. Ты отмолишь этот грех. Я помогу тебе.

– Ты назначишь мне епитимью? Ну, чтобы искупить…

– Твоя богоугодная жизнь и есть твоя епитимья. Ты только переживи это испытание… без озлобления, с принятием…

Ксюша плакала. Она услышала слова поддержки, именно те, которые ждала и хотела, но внутри нее жил кто-то маленький и беззащитный, не подозревающий, что она только что приговорила его к смерти. И от этой мысли она коченела в хорошо отапливаемом коридоре больницы.