Рыжий, хмурый и влюбленный - Светлана Багдерина

Ушлый Хлодвиг не без основания считал, что всё, что ему не ведомо об искусстве обмана, может уместиться на маковом зернышке. Но он не знал, что лесогорские умельцы могли выгравировать на маковом зернышке «Приключения лукоморских витязей».

Для обычных людей «нет» жреца было монолитной стеной.

Для ее лукоморско-лесогорского высочества эта стена гостеприимно зияла распахнутыми воротами.

– Э-э-э… ваше святейшество? – искренний голосок Серафимы остановил легшего было на обратный курс лукавого последователя Рагнарока. – На прощание… можно задать один вопрос? Или нет, даже два?

– Два? – остановился и надменно усмехнулся Хлодвиг. – Задавай. Этот день стоит двух дурацких вопросов.

– Большое спасибо вам, что вы так снисходительны… господин верховный жрец… и что понимаете, что глупая женщина может задавать только дурацкие вопросы…

Господин верховный жрец довольно кивнул.

– Ну так вот. Первый вопрос, – перешла к делу после краткого вступительно-убаюкивающего слова Сенька. – Кто такой Ульг?

– Ч-что?.. – подавился вдохом и почти беззвучно пискнул Сутулый.

– И сразу второй. Что сделают отряги, если узнают, что ты тайно встречаешься с ним в храме Рагнарока и ведешь… э-э-э… очень любопытные беседы?

Краска с лица злополучного служителя культа сошла быстрой волной, будто на голову ему вылили ведро белил.

– К-кто?.. – на грани истерики хрипло шепнул он.

– Четыре свидетеля – достаточная сила даже в отряжском законодательстве, я понимаю, – безжалостно пошла на добивание противника Серафима.[30]

– Нет… Я никогда… не знал… не видел… не слышал… не думал… не смел… не встречал… – потрясенный Хлодвиг словно поставил себе цель приставить «не» ко всем известным глаголам, но Сеньку сегодня проблемы отряжской филологии интересовали меньше всего.

– Так я что-то плохо расслышала, – учтиво склонила голову на бок она. – Как можно сохранить жизнь сыну конунга?

– Ни за что… – лицо и губы белее посоха Адалета автоматически прошептали единственно возможный для жреца ответ. – Никогда… Вам не поверят…

– А по-моему, единственный способ проверить – попробовать рассказать, – логично рассудила царевна, привстала на цыпочки, набрала полную грудь воздуха, и что было мочи прокричала:

– Отряги! Воины! Моряки! Все срочно сюда!..

– НЕТ!!!!!!.. – даже не выкрикнул – взвизгнул обезумевший от страха Хлодвиг.

Люди с любопытством повернули головы к висящей над землей шерстяной трибуне и их жрецу, застывшему рядом с ней в какой-то странной позе. Некоторые, оттертые за пределы видимости от площадки предстоящей схватки, начали разворачиваться, чтобы первыми оказаться на месте намечающегося нового развлечения.

– Сюда, все сюда! – подхватил Сенькину игру Адалет, и его усиленный магией голос громовыми раскатами загремел-прокатился над святилищем. – Верховный жрец Светоносного Рагнарока Хлодвиг Сутулый хочет сообщить всем присутствующим очень важную новость!..

– Ну так что мы им сейчас поведаем, ваше хитромудрие? – Серафима с неподдельным любопытством взглянула на белого, как снег с отряжских горных вершин, Сутулого, потом на потянувшихся к ним отрягов с несостоявшимся погибшим героем во главе. – Выбирай… приятель… кто будет с ними говорить, ты или я.

– Я…

Парусина, покрывающая Масдая с щедрым запасом, приглушала немного слова разобиженного ковра, но не сильно.

– Дождь… Ненавижу дождь… и снег ненавижу… И град… не перевариваю… И туман… терпеть не могу… И какой вообще идиот придумал, что добраться до этого Хеймдалла можно только во время дождя… Какой солнцебоязненный маньяк… Какой старый гриб… Какая мокрохвостая лягуша…

– Эй, ты, поосторожней там с выражениями, – здоровенный рыжий парень постучал костяшками пальцев по укрытой брезентом шерстяной спине. – Пусть мы на тебе сейчас летим… но я не позволю так говорить про самого Рагнарока! И ему виднее, как простые смертные должны попадать в его чертоги. По радуге – значит, по радуге. Сказал бы по отражению в луже – попадали бы по отражению в луже! А радуги без дождя не бывает, это даже в Шатт-аль-Шейхе должно быть известно. А чтобы кто попало по ней в Хеймдалл не лазил, ее охраняет специально обученный великан. Всё продумано!

– Если уж этот ваш Рагнарок такой сообразительный, то мог бы придумать и что-нибудь попрактичнее дифракционного оптического явления в качестве дороги, – не замедлила сбогохульствовать и Серафима, дождь, а заодно и отрягов, не переносящая не меньше Масдая.

– Он – бог мудрости, к твоему сведению! – обиделся за Светоносного рыжий юноша.

– А мне все равно, за что он у вас отвечает, – тут же донеся в ответ сердитый шуршащий голос, воодушевленный поддержкой царевны. – Но если он не понимает, что во время дождя порядочные ковры должны лежать дома, на печки, то мудрости у него – не больше, чем в твоей рогатой шапке!

– Он самый мудрый из всех смертных и бессмертных! – Олаф набычился и сжал кулак на рукояти топора. – И поэтому он стал повелителем всех наших богов, всего Хеймдалла!

– А я-то думала, что он стал повелителем всех ваших богов потому, что самый сильный, – иронично ухмыльнулась Сенька.

– Рагнарок Светоносный – бог войны, – с видом миссионера, читающего лекцию племени мумбо-юмбо, проговорил сын конунга. – Но еще он бог мудрости, музыки и поэзии.

– Таланты его суть вельми разнообразны, – предусмотрительно отвернулась в сторону Адалета и скроила ироническую мину царевна.

Отряг насупился, и в ожидании подвоха покосился на нее.

– Ты издеваешься?

– Да что ты, как я могу! – с гипертрофированным ужасом воззрилась на него Серафима. – Рагнарок – бог мудрости. Натурально. Ясен пень. Чего же еще. Смотришь на отрягов, и понимаешь, что их верховный бог – главный по мудрости, поэзии и музыке. Сомневающегося да поразит фортепьяно с чистого неба. Тамам.

– У нас есть скальды, – так и не решив, насмешничает над ним иноземная царевна или нет, на всякий случай осторожно сообщил рыжекудрый королевич. – Они играют на гуслях и сочиняют всякие там оды, песни… сказания…

– Про войну? – предположила Сенька.

– А как ты додумалась? – удивился он.

– Вот такая я догада… – ехидно усмехнулась та. – Тебе-то бы не в жизнь не сообразить. У вашего-то брата все мозги хранятся в одной голове, и та – на том конце радуги.