От Пекина до Берлина. 1927 - 1945 - Василий Чуйков

Наступила ночь. Противник вел себя беспечно. В его расположении машины двигались с зажженными фарами. Танки ждали, когда для них наведут переправы. «Значит, противник рассчитывает, – подумал я тогда, – пустить в ход бронированный кулак, когда его авиация повиснет над нашими головами, когда артиллерия подавит наши огневые точки, когда пехота двинется вперед. В общем, как всегда, обычным порядком противник рассчитывает проутюжить наши окопы гусеницами. Не выйдет!»

Ночью я побывал у командиров дивизий – Людникова и Куропатенко – и передал им свой план действий на утро 6 августа. Они поняли меня с полуслова и приступили к подготовке атаки.

Наш расчет на внезапность полностью оправдался. На рассвете артиллерия открыла огонь по скоплениям противника, и мы, находясь на высоте 147.0, видели, как из балок и укрытий начали разбегаться вражеская пехота, побежали и артиллеристы. Все это в беспорядке бросилось на юг.

Массы людей и обозов, в панике хлынувшие на юг, за Аксай, задержали и переправу танков.

Таким образом, нам удалось почти без потерь сорвать наступление, которое противник готовился начать 6 августа. Однако атаковать и вышибать пехоту противника, которая с вечера находилась в развернутых боевых порядках в степи и уже окопалась, оказалось значительно труднее.

В результате боя 6 августа противник понес большие потери убитыми, ранеными и пленными. Мы захватили восемь орудий, много винтовок и пулеметов.

Я убедился, что войска не потеряли боевого духа, дрались хорошо: в атаки ходили дружно, врага встречали без паники и стойко. А это было самым главным.

Так мы не только устояли перед противником, но и основательно побили его.

К исходу дня, доложив штабу фронта о ходе боев за сутки, я узнал, что в это же время шло сосредоточение наших войск в районе Абганерово и Тингута, куда был переброшен штаб 64‑й армии. Там готовился для противника крепкий отпор.

В командовании фронта произошли перемены. Генералы Гордов и Никишов были отстранены от руководства фронтом. Командующим фронтом назначался генерал-полковник Андрей Иванович Еременко, которого я знал лично с 1938 года по службе в Белорусском военном округе. Там мы часто проводили совместные учения войск. И уже ночью я послал ему короткое письмо со своими предложениями: не ограничиваться пассивной обороной, а при каждом удобном случае переходить в контратаки и наносить контрудары. Я предлагал имеющимися под моим командованием силами нанести удар через Чилеков на Дарганов или Пимен-Черни.

Ответа на это письмо я не получил и даже не уверен, что оно дошло до Еременко.

Вскоре мне стало известно, что склад боеприпасов. находившийся на берегу Волги, взорван. Нам угрожал «патронный голод». Так и получилось. Раньше мы получали боеприпасов столько, сколько могли увезти, а теперь некоторые наши машины, посланные за снарядами, возвращались пустыми.

7 августа противник снова перешел в наступление на том же направлении. К полудню ему удалось вклиниться в нашу оборону километров на пять-шесть.

Исправлять положение мы решили опять контратакой. Задача формулировалась кратко: разгромить и отбросить противника за Аксай. Но контратаку решили провести не днем, когда авиация противника действовала особенно энергично, и не утром, как это мы сделали 6 августа, а за два часа до захода солнца, когда его авиации почти не останется светлого времени и когда его танки, отделенные от пехоты, будут еще за рекой.

На этот раз наши контратаки нацеливались уже не в лоб, а с флангов: Людников – с северо-запада на юго-восток из района балки Песчаной на отметку 78,9; Куропатенко – с северо-востока на юго-запад из района балки Лескина на отметку 79,9. Оба эти удара должны были сойтись в районе отметки 36.5.

И этот план, устно согласованный и отработанный с командирами дивизий Людниковым и Куропатенко, полностью удался. Противник снова был крепко побит и отброшен.

Мы захватили несколько десятков пленных.

На позициях, занятых на реке Аксай, мы вели бои около недели. Немецко-румынские войска переходили в наступление почти каждый день. Им удавалось вклиниться в наши боевые порядки, но мы незамедлительно переходили в контратаки и отбрасывали их обратно.

В этих боях у нас выработались особые приемы, особая тактика.

Обычно противник начинал наступление часов в десять-двенадцать дня. Часа два-три у него уходило на переправу через Аксай и на подход к нашей первой линии, которая, по существу, была усиленным боевым охранением.

Наступление пехоты противника поддерживалось огнем артиллерии и небольшим количеством авиации: две-три девятки.

Наше боевое охранение, ведя огневой бой под прикрытием и при поддержке своей артиллерии, медленно отходило к главной полосе обороны. В такой обстановке противник никак не мог выбрать момент для атаки, и на подход к главной позиции у него уходило также два-три часа. Для прорыва главной полосы обороны он вынужден был останавливаться, подтягивать свои силы, огневые средства, организовывать связь и управление. Таким образом, до наступления темноты захватчики не успевали прорвать нашу оборону, а ночью они драться не любили. Мы же переходили в контратаку или вечером, или на рассвете, когда авиация противника сидела на аэродромах. Наши части производили артиллерийский и минометный налет и наносили, короткий, но сильный контрудар в наиболее слабое место в боевых порядках противника и отбрасывали его на исходные позиции.

Так повторялось несколько раз.

12 августа по приказу штаба фронта в состав южной группы вошли 66‑я морская стрелковая бригада и Сталинградский УР (укрепленный район).

Передача в мое распоряжение этих частей несколько уплотнила довольно редкие боевые порядки южной группы, особенно на правом фланге. Используя естественные препятствия – реку, овраги, балки, мы создали прочную оборону.

В это же время части 64‑й армии, усиленные танковым корпусом Т. И. Танасчишина, вели упорные оборонительные бои с 4‑й танковой армией противника, наступавшей с юга на район Плодовитое – Абганерово.

Если бы обстановка позволила собрать две-три стрелковых дивизии и две танковых бригады в районе Верхне-Кумский, Жутово, то этими силами можно было бы предпринять атаку вдоль реки Аксай на восток с выходом во фланг и на тылы 4‑й танковой армии Гота. Это поставило бы танковую армию Гота в тяжелое положение.

17 августа мы получили приказ штаба фронта на отход на реку Мышкова. Штаб группы тут же разработал план отхода наших войск на новый рубеж.

Я был уверен, что войска южной группы сумеют оторваться от противника и отойдут на новый рубеж без потерь. Поэтому, отдав последние распоряжения на отход, я лег спать, чтобы рано утром выехать в войска, отходившие на новые позиции. В полночь ко мне прибыл заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант Филипп Иванович Голиков. Он поднял меня с постели, когда наши войска уже начали отходить.

Ознакомившись с планом и организацией отхода войск южной группы, Ф. И. Голиков для уточнения указал мне по карте новый рубеж обороны и, узнав о том, что мы приняли необходимые меры на случай, если противник попытается преследовать отходящие войска, также прилег отдохнуть.