Весь в папу! - Марина Серова

— Нет! — закричала я, размазывая по лицу слезы. — Я не крайняя!

Очередь с канистрами развернулась в мою сторону и начала разглядывать меня с осуждением.

— Вы только посмотрите на нее, — всплеснула руками толстуха. — Она не хочет быть крайней!

Народ в очереди зашушукался: «Наглая какая… Крайними все хотят быть, а она… Фря какая выискалась…»

От этакого незаслуженного обвинения я была готова умереть на месте. Я сразу представила себя неведомой фрей, и от этого мне стало совсем плохо. Я вдруг увидела, что бочка с маслом живая и мне улыбается, приветливо машет при этом ручкой. Присмотревшись, я поняла, что это вовсе не бочка, а Алексанов, наполненный подсолнечным маслом.

В лысине у него была дырочка, а из дырочки торчал краник. И из этого краника вытекало подсолнечное масло.

Я развернулась и побежала. Добежав до дома, я заперлась на все замки. Потушила везде свет и забралась с головой под одеяло. И правильно сделала — потому что через минуту в мою дверь начали звонить. Я поняла, что это мои преследователи из очереди, и решила, что дверь открывать не стоит. Однако звонки продолжались…

* * *

Я проснулась. За окном властвовала темнота. На часах было четыре утра.

Я вспомнила, что мне снился кошмар, и проснулась я от настойчивых звонков в дверь.

Я эти дурацкие звонки ночью ненавижу. Есть в них нечто подлое, и запах у них неприятный. Зловещий…

Прислушавшись, я с облегчением вздохнула. Впрочем, для полной уверенности я все-таки подошла к двери и посмотрела в «глазок». Там никого не было. Пустота лестничной площадки меня обрадовала.

Я спокойно легла снова. Закрыла глаза.

В это время зазвонил телефон.

Я подскочила. Так. Значит, звонки все же имели место. Ладно. Телефон все-таки лучше, чем ночные визитеры.

Я взяла трубку.

— Алло?

На другом конце молчали.

— Алло, — повторила я.

— Здравствуй, Эмми, — услышала я чей-то глухой прерывистый голос. — Эмми?

— Вы не туда попали, — вздохнула я и повесила трубку. Никаких Эмми тут нет. Одни Тани.

Тани, которые не хотят быть в этой жизни крайними…

Я опять легла и погрузилась в темноту без снов. И слава богу. От снов я немножко устала.

Утро началось для меня радостным трезвоном телефона. Телефон надрывался так, что я почувствовала острое желание задушить его подушкой.

С трудом подавив в себе зверское начало, я встала и сняла трубку.

— Алло? — пробормотала я полусонно, вдевая руки в рукава махрового халата.

— Танечка, доброе утро, — услышала я раскатистый властный голос Алексанова. — Наверное, я вас разбудил?

Я посмотрела на часы. Стрелки застряли между половиной девятого и девятью. Интересно, считается ли это время для Виктора Степановича поздним для сна?

Впрочем, я эти мысли прогнала и сообщила по возможности бодро, что я уже давно встала и нахожусь в ратных подвигах трудовых будней.

— Как ваши дела? — поинтересовался он.

— Нормально, — ответила я, — к вечеру сообщу вам точные координаты шантажистов…

— Нам непременно нужно встретиться раньше, — решительно произнес мой неугомонный клиент.

— Что-нибудь случилось? — спросила я. Тон Алексанова меня напугал. Кажется, с ним произошло нечто экстраординарное. Мне показалось, что он напуган куда более вчерашнего.

— Да, — ответил Виктор Степанович.

Я вздохнула. Мы договорились встретиться через полчаса, а это значило, что у меня хватит времени только на чистку зубов и натягивание джинсов и джемпера.

С тоской посмотрев в сторону чайника, я была вынуждена ограничиться мысленным завтраком и в некоторой грусти по этому поводу вылетела на улицу, где меня поджидала машина, любезно присланная за мной господином Алексановым.

* * *

Катя проснулась поздно. Она с удивлением обнаружила, что Сашка явно уже куда-то ходил. Он сидел в кресле со значительным видом, погрузившись в чтение газеты.

Катя вздохнула. Когда он напускал на себя важный вид, это значило — он совершил очередную глупость.

Вставать не хотелось совершенно. Она зажмурилась и улыбнулась, вспоминая вчерашний день.

Перед ней стоял загадочный Робин с его непостижимой улыбкой.

Но явь вторгалась в ее мир жестоко и непреклонно. Перед чуть прищуренными глазами возникла Сашкина физиономия.

— Проснулась? — спросил он нежно. Катьке стало нестерпимо стыдно. Сашка ее любил. Просто он немножко бестолковый и мечтает стать Рокфеллером. Но ей повезло.

Повезло… Она была счастлива. Ей повезло ВЧЕРА. Перед глазами опять появился этот немножко странный юноша.

Она почувствовала прикосновение к щеке теплых Сашкиных губ. Открыла глаза и улыбнулась ему. При этом Катя ощущала себя предательницей.

Сашка смотрел на нее не так, как обычно. В его глазах появилась серьезность и почти неуловимая грусть.

Как будто он почувствовал, что теряет ее.

— Да… — протянула она, сладко потягиваясь.

— Хорошо, — сказал Сашка очень серьезно, — потому что мне нужно уйти. Я вернусь через час.

Катька все поняла. Она подскочила на кровати. Рубашка сползла с худенького плеча.

— Саш, давай на все плюнем, а?

В ее глазах стояла мольба. «Если он сейчас откажется, — решила она про себя, — я забуду про Робина. Я про все забуду. Если он откажется от своих дурацких планов».

Он усмехнулся. «Женщины, женщины… Какие же вы трусихи», — подумал он. Поцеловал ее и вышел.

Катька осталась одна. В душе бушевали гнев и обида. Она сидела в кровати, подперев подбородок кулачком, а по ее щекам катились слезы.

* * *

Мое путешествие проходило в томительном молчании. Шофер Виктора Степановича явно не относился к разряду болтунов. На все мои попытки пообщаться он отвечал неизменно вежливой улыбкой, но рта при этом принципиально не открывал.

После нескольких моих поползновений я поняла, что все тщетно, и замолчала. Шофер мое молчание воспринял с явным облегчением.

Я смотрела по сторонам.

Мы проезжали по Центральной, мимо домов-многоэтажек, и наконец свернули на набережную, проехав по которой, остановились возле огромного особняка с железными воротами.

Именно там обитал господин Алексанов.

Мне открыли дверь, и я вошла, почувствовав себя на приеме у крестного отца мафии.

Мой «дон Вито» ожидал меня в кабинете, обстановка которого явно диссонировала со скромным кабинетом в офисе.