Искушение - Катерина Снежная

– Ты серьезно? – даже сквозь спокойствие в ее голосе слышались нотки сарказма.

От последней фразы его передернуло. Он вскочил, как ошпаренный. Покраснел.

– Семь тысяч евро, это сколько в фунтах? – как огромный плюшевый медведь в маленьком номере он заметался из стороны в сторону. – А ты про налоги узнала, это до или после вычета? Если у дома будет сад или терраса, довольно офигенно. Надеюсь, в раковинах не будет двух отдельных кранов. Слышал, что в английских домах не редкость. Представляешь – отдельно с холодной, отдельно с кипятком. Чумаааа!

– А еще там будет Алиса. И это снова будет продолжаться, – теперь раскраснелась и она. – Но она теперь замужем. Ты это понимаешь?

Он замер посреди комнаты, разглядывая Венеру, так словно видел впервые в жизни. Тряхнул головой.

– Ну и что? Ты тоже замужем. И я женат. Что с того? Просто помоги мне.

– Я отказалась, – отрезала она, понимая, что последует взрыв.

– Что? Ты не согласилась?!

– Это моя карьера.

– И наша жизнь! – он психанул. – Твоя, моя. Ты о нас думала? Что тебе, Курумканскому жопу вылизывать? До конца дней на подхвате ассистентом впахивать за копейки?

– Андрей!

– Международный опыт, малая, международный! Ты дура, если отказываешься от таких сумасшедших возможностей. Ты специально портишь.

Она и сама рассердилась, отвернулась. Она и верно, все портила. Если бы она не сказала, тогда то чертово «да». Они бы наверняка, поженились. И не было бы всей этой невыносимой ситуации. Венера набрала полные легкие воздуха.

– Андрей, я не уверена, что буду там счастлива. Я не хочу этого.

– А здесь ты счастлива? А? Нет денег ни на что. Только на пожрать, да на бензин. Хоть крыша над головой.

–Да, счастлива!

– Знаешь, я могу понять, если бы у нас были дети. Дети, сукины дети! Но их нет. И если ты хочешь сделать трансплантацию, то лучшего шанса быть не может. Здесь, здесь не будет ни-че-го! Понимаешь? Нельзя отказываться.

Чувствуя, как слезы душат, а возмущение свинцует горло, Венера замолкла. Наверняка, он не хотел ее обидеть. Андрей порой, как ребенок. Скажет, не подумав, а потом сожалеет. Выпустив пар, он затихал. У него все просто. Увидел и захотел. Лучшая жизнь для него. Шанс наладить отношения с Алисой.

– Прости, я, наверное, был резок.

– Что ты там планируешь делать? – спросила она, кусая губы, сжимая пальцы рук.

– Пойду учиться на фармацевта. Выучу язык. Но ты, ты! Сама лишаешь нас этого. Я устал слушать, как здесь хорошо. Что хорошего? Что? Твой отец? Байкал? Одни китайцы кругом. Услышь меня, наконец.

– Уехать в чужую страну?

– Весь мир у ног, представь. Я тебя во всем поддержку. Обещаю.

– А Алиса?

Андрей тяжело вздохнул, махнул рукой, затем упал в кресло.

– Что ты от меня ждешь? Чтобы я солгал? Я люблю ее. И хочу вернуть. Если бы она любила меня, как ты. Все бы отдал. Только дай шанс.

Венера подняла на него понимающий взгляд, горько усмехнулась. Час назад она раздумывала, а не переспать ли с Марсом Блицкригом, а ее муж (пока ее) был уверен в ее любви. В конце концов, он пытался уговорить переехать не из Лондона в Улан-Удэ. В их отношениях, Андрей всегда был лучше нее. Намного честнее. Он пришел и сказал спустя три месяца брака, как не может жить без Алисы. Не покривив душой, повинился перед Венерой. Бухнулся на колени, попросил прощения.

Венера безнадежно покачала головой. Она сама всего этого хочет. Живет, так как умеет и ни в чем себе не отказывает. Будь человеком, все остальное потом отмолишь. Так ей всегда думалось.

Она посмотрела на мужа и протянув руку, взяла его большую ладонь в свою. Она почти физически ощущала его отчаянье, сожаление об утрате Алисы. Его обреченность во взгляде, на ее решение. Такой шанс. А шансы ли этой для них с Алисой? Та уехала, даже не позвала на свадьбу. Насколько известно Венере, они устраивали праздничный, званный ужин. Гостей было не много, только члены семьи. И с Андреем попрощаться не захотела.

Он посмотрел на свою руку, затем вопросительно на нее.

– Знаешь, я не люблю тебя, – тихо призналась она, глядя ему в глаза. – Прости меня за это.

Андрей закатил глаза, откинулся в кресла, закрыл их, но руку не отнял.

– Хирург от бога, – буркнул он, шумно выдыхая.

Венера горестно вздохнула.

– Знаешь, как говорит, Курумканский, хирург это тот, кто дает шанс. Помнишь, того мальчика.

Андрей открыл глаза, кивнул, припоминая историю с пятнадцатилетним пацаном.

– Ты всегда молчишь об этом.

– Мне тогда нужно было вскрыть ему грудную клетку, – она сглотнула, заметно волнуясь. – Подключить к аппарату искусственного кровообращения. У пациента имелся дефект. Межжелудочковая перегородка. Родители его сильно переживали. Единственный ребенок. Курумканский разрешил наблюдать им через стекло в дверях.

Андрей сел, выпрямился, внимательно глядя на жену. То, что она рассказывала ему, ей давалось с огромным трудом. Она всегда молчала об этом случае пятилетней давности. Никогда ни с кем не делилась. Ее бригада, тоже помалкивала. Ведь такое не принято рассказывать коллегам за чашкой чая.

– Я вскрыла, как по учебнику. Рассекла нижнюю полую вену, не заметив, как разрезала ткани под ней. Случайно задела сердце.

Она замолчала на несколько минут, закусывая нижнюю губу, глядя куда-то в стену.

– Кровь заструилась по пальцам, так сильно. Так много.

На секунду от переживания, она прикрыла глаза.

– Я моментально взмокла. Схватила щипцы в надежде перехватить порез и пыталась сжать его, но, из-за силы сердечных сокращений ткань все время рвалась. У него началась кровопотеря. Попросила вызвать Курумканского.

Она покачала головой, нелегко выдыхая.

– Знаешь, я тогда руками сжимала его сердце. Все пыталась заставить биться. Слышала, так отчетливо. Так ясно. За дверью, голосила его мать. Когда пришел Курумканский, он с легкостью подключил его к аппарату искусственного кровообращения. Я закончила операцию. Устранила дефект. Зашила. Мы отключили от аппарата, но сердце так и не забилось. Я зашила грудную клетку, и все!

Она посмотрела на мужа глазами полными печали. Он понимающе сжал пальцы Венеры в ладонях, ничего не отвечая. Она сглотнула, продолжив:

– Не знала, у кого просить прощения. Бродила по больничному корпусу, смотрела на пациентов. Хотела уволиться. Курумканский нашел меня, – она покачала головой и снова вздохнула. – Где-то в палате, жалел, пока я рыдала. А потом похлопал по плечу, и сказал: Сделай выводы. Это единственное, что остается. И продолжай жить.

Она помолчала.

– Сказал, эта цена, которую платят все врачи. Я не бог, а всего лишь человек. И делаю, что могу. И лучшее, что я могу – никогда больше ничего подобного не совершать. Не делать ошибок, понимаешь? На следующий день, я провела успешную операцию. Потом еще одну и еще. Ошибок больше не было, но…