Каменное перо - Павел Георгиевич Козлов

здесь, в нашем замке! Я видел, как она наложила заклятие на Принца!

Король покачивал головой, а шептун Батафи ронял яд в его мысли, слово за словом.

На следующее утро герцог потребовал личную аудиенцию у короля Рихарда. До полудня они обсуждали что-то за закрытыми дверьми, то громыхая так, что стражники королевского кабинета понимающе морщились, то переходя на шепот и сливаясь с абсолютной тишиной присмиревшего замка. Несколько раз кто-то из них вставал и принимался ходить по комнате взад-вперед, пока новый поворот в разговоре не заставлял его снова занять свое место для новой порции перешептываний и громыханий.

Аудиенция закончилась скандалом: герцог Арчибальд стрелою вылетел в коридор и хлопнул за собой дверью.

– Никогда, – бормотал он, – ни за что! Я никому не позволю! Необразованные дикари! Враги высшей науки! Сей же час… Сию же секунду, мы уезжаем! Изабелла, доченька моя, свет мой!

День ковылял дальше.

Слуги видели их вдвоем в коридоре: отец умоляюще удерживал ее за рукав, дочь, вздернув подбородок, с нежною непреклонностью отвечала ему:

– Мне нечего стыдиться, я предстану перед ним, как и подобает герцогине Таливара.

– Зачем я сказал тебе! – сокрушался отец. – Зачем!

– Ты же знаешь, что я с места не сдвинулась бы без объяснений, – качала головой его дочь.

Меркнул день.

Изабелла скрылась за дверью королевского кабинета и появилась обратно спустя час. Бледная улыбка и бодрый кивок сообщили Арчибальду все, о чем он не решался спросить вслух.

– Ты же знал, папа, – нежно говорила Изабелла, обнимая его плечи и провожая его в гостевые покои. – Ты же знал.

– Это было не колдовство, доченька! Это наука!

– Колдовство, папенька, самое настоящее, – улыбалась дочь, увлекая герцога за собой.

Как Принц побывал в аду

Ты уже знаешь, что Разумение в суеверной Лилии было запрещено. Память поколений не смогла простить соседям Войну Разрушенной Воли, а королевские указы, рекомендующие наказания различной степени строгости даже за самые безобидные фокусы, не давали этой памяти ослабнуть. Власть имущие открестились от всех прогрессивных научных теорий и признали Разумение колдовством. Не мне объяснять тебе, как это было абсурдно. Не мне объяснять тебе, что маги и волшебники из детских страшилок никакого отношения не имели к многолетней практике Разумения, основанной исключительно на таланте, воле, и связи с окружающим миром.

С незапамятных времен всякий, кто прибывал на территорию Лилии, ставил на границе свою подпись на официальной бумаге: обязуюсь не творить чары. Именно так это называлось – «чары». По-детски и агрессивно. Посему по всем правилам и законам Изабеллу надлежало выдворить из королевства раз и навсегда. Она не сопротивлялась – Батафи все видел и благонадежно засвидетельствовал, Принц в случае надобности, как ей тогда подумалось, мог историю подтвердить, а Доменико… Доменико не умел врать. Изабелла собрала вещи, попрощалась и убыла с первыми лучами солнца, а герцог отрядил ей в сопровождение роту самых верных людей.

Широкая общественность продолжила пребывать в блаженном неведении. Скандал удалось сгладить – Рихард пустил несколько противоречивых слухов, а Батафи не распускал язык ни с кем, кроме своего короля. Пощечину списали на неудачную шутку, отъезд – на пощечину и внезапные дела (официально), в которые, конечно, никто не поверил, но в целом происшествие выглядело немного буднично и даже разочаровывающе.

А все потому, что в свой последний день в замке девушка пустила в ход магию несколько иного характера. В личной беседе она сумела убедить короля Рихарда в том, что между нею и Принцем произошло лишь досадное недопонимание. Несмотря на неизлечимость нанесенных ран, она не видела смысла проецировать их треснувшие отношения на межгосударственные переговоры. Противопоставляя столь разумные рассуждения ядовитым речам шептуна Батафи, король прислушался к ее доводам и пообещал завершить начатое – мирный договор будет подписан, заверил он герцогиню. Он был предельно насторожен, но даже самые неистовые суеверия не могли заставить его забыть о политической необходимости.

Доменико как автору проекта соглашения было разрешено остаться с делегацией, но, памятуя о показаниях шута, король повелел не допускать его к обсуждениям. Как бы Рихард ни опасался колдовского вмешательства, с юридической точки зрения составленные документы были безупречны и взаимовыгодны. Монарх решил довериться своему чутью.

После, Изабелла поговорила с отцом и взяла с него обещание не ставить личную обиду во главу угла. Она решительно отказалась раскрывать причины произошедшей ссоры, и бедняга-герцог довольствовался лишь только самыми поверхностными отговорками. Отцовское сердце разрывалось от боли, а сердце герцога мечтало о мире. Он пообещал дочери завершить начатое.

Тем временем Принц, снедаемый одновременно тоской, злобой и стыдом, схоронился в своих покоях на самом верху Северной башенки, пристроенной к монолитной громаде основной твердыни и ее могучих, стройных Четырех башен, как запоздалая мысль. Он никогда еще не был так рад своей изоляции, как в тот день. Если, конечно, можно было назвать радостью мрачное удовлетворение раненного зверя, которому удалось скрыться от стаи гончих и забиться в свою пещерку. Но судьбе и тем, кто за нею стоял, было неугодно оставить его в покое. Вечером накануне отъезда Изабеллы Принц увидел ее еще один раз.

Глубоко вечером, когда риск обнаружения уже почти что миновал, король Рихард все-таки надумал вызвать Принца на разговор. Их беседа вышла угрюмой и бессмысленной, сын наотрез отказывался комментировать для отца свои отношения с герцогиней и на вопрос об эпизоде с кинжалом, который во всех подробностях описал королю шептун Батафи, лишь стыдливо потупил взор. Шут слышал все – он таился за дверью, он прятался за углом, и, когда Принц покинул отцовский кабинет, он следовал за ним по опустевшим коридорам, а потом забрел вместе с ним на этаж, предназначенный для особо важных гостей…

Бездумно плетясь обратно наверх по спящему замку, Принц увидел ее, свою ведьмочку. Она опустила глаза и не сбавила шаг, он покраснел. Остатки гордости велели ему проследовать мимо, но ноги сами предательски остановились.

– Изабелла, – жалобно позвал он.

Она прошла чуть дальше, но ее тихие шаги смолкли. Он знал, что она ждет.

– Мне жаль, – сказал он, оборачиваясь. Изабелла не смотрела в его сторону; Изабелла скрестила руки на груди и поглаживала свои плечи, как будто ей холодно.

– Где вы были в столь поздний час? – робко поинтересовался Принц и тут же проклял себя за бестактный вопрос.

Но Изабелла ответила – она резко обернулась и посмотрела ему в глаза:

– Я прощалась с Доменико, – спокойно сказала она.

Принц, прочно изгнавший Доменико из своей памяти, был ошарашен. Слова покинули его. Ему безумно захотелось еще раз признаться ей